Он с минуту вглядывается в мое лицо и, видимо, понимает, что я решила пойти погулять в любом случае – с ним или без него, – потому что в конце концов нехотя кивает. Затем встает с моей кровати, на которой мы лежали последние два часа.
– Смеркается, так что мы можем выйти, но я выведу тебя погулять только ненадолго, – говорит он наконец. – И недалеко от замка. И ты должна пообещать, что скажешь мне сразу, как только начнешь уставать.
– Скажу, честное слово. – Меня захлестывает радостное волнение, я вскакиваю на ноги и бросаюсь за ним, но тут же жалею об этом – все у меня болит, особенно вывихнутое плечо. Теперь, когда его вправили, мне стало намного лучше, но оно все еще очень ноет. Правда, Джексону я этого не скажу – отчасти потому, что он может передумать, а отчасти потому, что я знаю: во всем, что произошло из-за Лии, он винит себя.
Что нелепо, но Джексон из тех, кто готов взвалить на себя ответственность за весь мир, хотя его об этом и не просили. Так что я не покажу ему, что до сих пор чувствую себя такой разбитой. Ведь он и в этом станет винить самого себя.
– А куда мы пойдем? И чем ты хочешь заняться? – спрашиваю я, пытаясь отвлечь его внимание от своей хромоты.
Он смотрит на меня, сощурив глаза, и выражение его лица ясно говорит о том, что он видит меня насквозь. Но говорит он только одно:
– У меня есть парочка идей. Оденься, а я сбегаю к себе и кое-что найду. Вернусь через пятнадцать минут.
– Мы можем встретиться внизу… – говорю я, но замолкаю, увидев, что он поднял брови. – Или здесь, – заканчиваю я.
– Да, давай здесь. – Он наклоняется и целует меня в губы.
Это быстрый поцелуй, но я не могу не обнять его за шею здоровой рукой и, приникнув к нему, делаю поцелуй глубже.
Джексон замирает, но по его пресекшемуся дыханию я понимаю, что добилась своего. Его руки скользят к моим бедрам, и он прижимает меня к себе еще крепче. Затем царапает по моей нижней губе клыком – он знает, что от этого каждая мышца в моем теле слабеет.
У меня перехватывает дыхание, и я отдаюсь ласке Джексона, отдаюсь жару, радости и свету, которые он будит во мне одним лишь поцелуем. Прикосновением. Взглядом.
Не знаю, как долго длится наш поцелуй.
Достаточно долго, чтобы мое дыхание стало неровным.
Достаточно долго, чтобы у меня дрожали колени всякий раз, когда его пальцы поглаживают мое бедро.
Более чем достаточно, чтобы я передумала отправляться на прогулку, поскольку то, чем мы занимаемся внутри замка, стало таким интересным.
Но в конце концов Джексон со стоном отстраняется. Прижимает свой лоб к моему, и какое-то время мы просто дышим. Потом он низким, рокочущим и таким сексуальным голосом говорит: