– Такой уж у меня дар.

– Скорее, не дар, а проклятие.

– Любой дар – это в том или ином смысле проклятие, ты не находишь? Иначе как бы мы оказались здесь? – отзывается он.

Я поворачиваю голову, чтобы лучше видеть его лицо, одновременно пытаясь понять, что он имеет в виду. Но даже минуту спустя ничего не приходит на ум. В его голубых глазах пляшут зеленые искры.

– Ты смотришь на меня как-то странно, – говорит он, вопросительно склонив голову набок.

– Пытаюсь понять, имел ли ты это в виду в экзистенциальном смысле или…

– Нет, не в экзистенциальном, – рявкает он. – Я имею в виду – почему еще мы с тобой могли оказаться здесь, на этом гребаном снегу, в то время, когда ты должна быть на арене?

– Я тебе уже сказала – у меня нет пары.

– Ну и плевать.

– Как это? – недоумеваю я. – Я не могу участвовать в Испытании, не имея пары.

– Можешь, еще как. Нет закона, который гласил бы, что ты обязана брать с собой на арену свою пару.

– Да, но я не смогу держать мяч дольше, чем тридцать секунд, и что же мне делать, если некому будет бросить его?

– Ты сообразительная девушка, – отвечает он. – Ты придумаешь что-нибудь.

– Как это похоже на тебя.

Он вздыхает, затем поправляет мою куртку, разглаживает воротник, рукава. Я жду, чтобы он что-то сказал, но он ничего не говорит. Он просто сидит на снегу с таким видом, будто ожидает каких-то слов от меня.

Обычно мне удается его обыграть, но я замерзла и промокла и чувствую в себе пустоту и много другого, хотя и не могу сказать, чего именно, – и мне совсем не хочется играть с ним в эту игру. Особенно когда он смотрит на меня с этим своим неуместно смазливым лицом.

– А что мне, по-твоему, делать? – взрываюсь я. – Просто явиться туда и бросать мяч, пока Коул не выпустит мне кишки?

– Ты Грейс Фостер, единственная горгулья, родившаяся за последнюю тысячу лет. Иди и делай все, что хочешь… если при этом ты размажешь Коула по арене.

– Но что именно мне делать? Превратить его в камень? – язвительно вопрошаю я.