Краем глаза я вижу отца – он стоит, прислонившись к стене и сложив руки на груди, и на лице его играет гадливая и презрительная усмешка. Рядом с ним примостился какой-то мерзкий человековолк, на физиономии которого написано еще большее отвращение – и большее веселье, – чем на физиономии моего отца. Немудрено – ведь именно его сын сейчас пинает меня… кажется, этого ушлепка зовут Коул.

Еще один пинок – на сей раз в висок – и сопливый человековолк смеется… а мне хочется прикончить его. Но нет, нельзя, надо упасть. Чем скорее я это сделаю, тем скорее смогу перейти к осуществлению следующей части плана. К тому же, хотя это и необходимо, я не люблю доставлять удовольствие таким козлам.

Я валюсь на пол и ударяюсь своим и без того рассеченным подбородком об пол. На сей раз крови куда больше, чем при первом ударе… Да, раны на голове всегда сильно кровят.

Мой отец выходит вперед: это знак того, что он видел достаточно; и я ожидаю, что он остановит избиение, поскольку я наглядно продемонстрировал ему, насколько я никчемен. Но он не останавливает его. Вместо этого он кивает всем трем моим противникам, и они принимаются бить меня еще усерднее. На меня обрушивается град ударов кулаками, ногами, локтями и коленями – удары прилетают со всех сторон.

Но я все равно не даю сдачи. Пусть делают все, что им вздумается, чтобы произвести впечатление на моего отца. Потому что дело не в том, что они делают со мной, а в том, что я позволяю им делать. Сейчас цель оправдывают средства, а я работаю над достижением этой цели уже очень давно. Слишком давно, чтобы позволить садистским наклонностям моего отца пустить мой план под откос.

Удары все сыплются и сыплются, пока у меня всерьез не начинает гудеть голова. Теперь у меня все болит, тело ноет, и я знаю, что потом боль станет намного сильнее. Но троица моих обидчиков начинает выдыхаться: я слышу это по их тяжелому дыханию, чувствую по скорости ударов, вижу по лицу моего отца, на котором уже написано не отвращение, а усталость, чего я и добивался с самого начала.

Наконец он небрежно машет рукой, делая им знак прекратить. Удары прекращаются так же внезапно, как и начались, но перед тем, как эти трое уходят, один из них – кажется, этот сопляк-человековолк – нарочно с силой наступает на мою кисть, и я слышу и чувствую, как мои кости с хрустом ломаются под его ботинком.

Из всех повреждений, которые я сейчас получил, только это напрягает меня. И только это вызывает во мне злость.

Мой отец едва удостаивает меня взглядом, прежде чем выйти из комнаты, за ним следуют его свита и вожак человековолков. Когда за ними закрывается дверь, я понимаю, что это наконец свершилось. Я добился того, к чему так долго стремился.