Она снова пожимает плечами, затем ехидно отвечает:

– Я что, должна поблагодарить тебя за твои извинения?

– Да, именно этого я и хотел. – Теперь уже я сам закатываю глаза. Эта девушка – крепкий орешек, когда она того хочет. Обычно это вызывает у меня уважение, но сейчас я злюсь.

– Это на тебя похоже, – фыркает она. – Ты любишь донимать других, но, когда кто-то гладит тебя против шерсти, это тебе не по вкусу.

– При чем тут это? Я же прошу прощения…

Я замолкаю. Мне это не нужно, я этого не заслужил. О чем бы я ни думал, когда спросил о ее любимом воспоминании, я точно не собирался ссориться.

Но ведь сама Грейс всегда затевает нечто подобное, когда ей становится некомфортно, разве нет?

Я поворачиваюсь на бок, подпираю голову рукой и смотрю ей в глаза. Я ничего не говорю, поскольку в этом нет необходимости. Ведь мы оба знаем, почему она ведет себя как избалованный ребенок.

В конце концов ее напряженные плечи расслабляются, и воинственный настрой покидает ее.

– Я прошу у тебя прощения за то, что читала твои дневники. С моей стороны это было нехорошо, и мне бы хотелось сказать, что я жалею о том, что я их прочла. Но это не так, потому что, только прочтя эти дневники, я смогла увидеть того тебя, которого ты так старательно прячешь от всех и вся. Того человека, которого так любит Дымка, того человека, которого я… – Она осекается.

Но уже поздно. Я услышал в ее голосе нерешительность и кое-что еще, что-то такое, от чего мои ладони вспотели, а сердце начало биться слишком часто.

– Которого ты что? – спрашиваю я, хрипло и, возможно, немного навязчиво.

– Которого я начинаю считать своим очень хорошим другом.

От этих слов все во мне словно сдувается, все мои надежды – о существовании которых я даже не подозревал – мигом гаснут.

– Да, – говорю я. – Я тоже.

Я поворачиваюсь к ней спиной.

– Все, я буду спать.

– О, конечно. Спокойной ночи. – В ее голосе звучит что-то похожее на сиротливость, на потерянность, но сейчас я не чувствую в себе сил ее утешать. Потому что и сам нуждаюсь в утешении. Утешении, которое – мне хватает ума это понимать – я никогда не получу ни от нее, ни от кого-то еще.

Несколько минут Грейс сидит без движения, затем встает, чтобы поворошить костер и перелить кипяченую воду в пустые бутылки.

Занимаясь этим, она поглядывает на меня, но я очень хорошо умею притворяться спящим – как-никак в моем распоряжении было почти двести лет, чтобы довести этот навык до совершенства. Но когда она выходит из пещеры, мне приходится напрячь всю свою волю, чтобы не подойти к выходу и не выглянуть наружу, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке.