– Это нечестно! – верещу я, пытаясь увернуться от ее щекотки. Тот факт, что я повелся на этот поцелуй, показывает, каким я стал легковерным. И какая она чертовка.

– Это потому, что нечестной игре я научилась у тебя! – парирует она, взгромоздившись на меня и прижав мои запястья к кровати справа и слева от моей головы.

Возможно, мне следовало бы напомнить ей, что я могу поднять ее двумя пальцами и при этом даже не вспотеть. Но поскольку в эту минуту она лежит на мне, обхватив ногами мои бедра, я не испытываю желания напоминать ей об этом. Тем более что она наконец-то перестала меня щекотать. И тем более что мне нравится, что она находится там, где находится.

А потому я делаю вид, будто не понимаю, о чем она толкует.

– Я понятия не имею, о чем ты. Я вел себя идеально с первого дня нашего знакомства.

– А, ну да, как я могла забыть. – Она делает вид, что думает. – Почему бы тебе не изобразить крик тукана? Насколько я помню, он звучит очень красиво.

– Я знал, что в конечном итоге он тебе понравится. Просто тебе нужно было время, чтобы оценить его по достоинству. – И я смотрю на нее с горделивой улыбкой.

Она отвечает мне тем же:

– И вообще, что в нем может не нравиться? Это такой чудный мелодичный звук.

– Совершенно верно. И если тебе нравится, как кричит тукан, то подожди – ведь ты еще не слышала, как поет одноусый звонарь. Знаешь ли ты, что громкость его криков достигает ста двадцати пяти децибел и что они звучат так…

– Нет! – Она запечатывает ладонью мой рот. – Нет, нет, нет. – Сегодня утром мы не станем упражняться в подражании крикам птиц.

Я напускаю на себя самый невинный вид – что нелегко, поскольку ее ладонь закрывает сейчас половину моего лица. И, когда это не действует – и она только подозрительно щурит глаза, – я прибегаю к лучшей альтернативе и лижу ее ладонь.

Она вскрикивает и бросает на меня возмущенный взгляд, но затем все же убирает свою руку. Что, на мой взгляд, тоже понятно.

– Попалась! – говорю я ей с ухмылкой, в которой, возможно, есть что-то бесовское.

– Я тебя умоляю. – Она вытирает ладонь о простыню и бросает на меня испепеляющий взгляд.

– Значит, ты все-таки хочешь услышать брачный зов одноусого звонаря? Он звучит поистине незабываемо.

– Еще один птичий крик, – отвечает она, прищурив глаза, – и я больше никогда не дам тебе пить мою кровь.

Я вскидываю бровь:

– Это что, вызов?