– Когда Лореляй и Лиана смогли коснуться друг друга, их души перенастроились, и Лореляй вернула себе то, что потеряла. А поскольку Лореляй – рэйф, невосприимчивый к теневому яду, узы сопряжения автоматически перекачали яд из Мекая в нее. И так будет всегда.

От облегчения напряженные плечи Джексона расслабляются, и впервые за последние месяцы страдальческие складки вокруг его рта разглаживаются. Он выглядит так, будто с него только что сняли тяжкий груз.

Флинт тоже замечает это и кладет руку ему на плечо. Джексон накрывает его руку своей, смотрит на Флинта, и в их взглядах читается такое взаимопонимание, какого я не наблюдала у них много месяцев, а может быть, и никогда вообще. Я не знаю, что это значит, но надеюсь, что у них все будет хорошо. Они достойны того, чтобы быть счастливыми.

Хадсон встречается со мной взглядом, и мы улыбаемся друг другу. Хорошо видеть Джексона счастливым – или хотя бы открытым для счастья. Видит бог, он через многое прошел и заслуживает обрести радость.

Мекай и Лореляй наконец отстраняются друг от друга, и вампир вскакивает на ноги с такой легкостью, будто теневой жук никогда не вливал в него свой яд. На его лице играет прежняя непринужденная улыбка, и его приветливые карие глаза наконец-то ясны.

– Спасибо, – говорит он, обведя взглядом всех нас.

Иден ухмыляется.

– Я уверена, что тебе надо благодарить не нас, а свою пару.

– Нет, мы благодарны всем вам, – говорит Лореляй. – Вы боролись за него, и мы никогда этого не забудем.

Я никогда не любила выслушивать комплименты – или благодарности, – поэтому я опускаю голову и переступаю с ноги на ногу, ожидая, когда этот неловкий момент наконец пройдет.

Но Мекай, верный себе, не отпускает меня так легко. Вместо этого он обнимает меня, оторвав мои ноги от земли. И шепчет мне на ухо последние слова Гамлета: «Дальнейшее – молчание».

Это отсылка к тому давнему уроку литературы, когда мы с ним подружились, и эти слова окончательно разбивают неловкость, овладевшую мной.

– Ну нет, – говорю я ему, когда он снова ставит меня на ноги. – У тебя уже была сегодня одна сцена смерти. И у тебя не получится сыграть повтор.

Мы все смеемся, чувствуя облегчение и радость.

– «Есть тьма чудес на небе и земле, Гораций, не снившихся философам твоим» [18], – лукаво замечает Джексон.

Я вскидываю бровь.

– Ты не хочешь сказать «на небе и в аду»?

– Нет, сегодня я не хочу переиначивать эту цитату.

Джексон и Флинт глупо улыбаются друг другу, пока Хадсон делает вид, будто его тошнит.

– Ты не шутишь? Ты не мог снова переиначить ее, на этот раз для Мекая? – спрашивает Хадсон.