Его темный, хищный взгляд обжег меня так, что не осталось сомнений – меня. И снова – мое сбившееся дыхание, затрепетавшее как птица в клетке сердце. Я смотрела на него – жесткая линия губ, расстегнутая рубашка, сильные крепкие руки.

И все это заставляло меня вспомнить, что, если расстегнуть еще хоть одну пуговицу – я увижу изящные, словно живые линии тату. Вспомнить, как целуют эти губы. Как ласкают эти руки.

– Пообедаешь со мной? Тут неподалеку неплохой ресторан.

Я отвела глаза и сказала неожиданно севшим, хриплым голосом:

– Да я не голодна…

Он приподнял мою голову за подбородок. Заглянул в глаза. Уж не знаю, что он там прочел. Но лишь коротко ответил:

– Понял.

И машина рванула с места.

Кажется, теперь я знаю, у кого его охрана берет уроки вождения: машина неслась, как на пожар.

Лихо притормозив перед знакомым отелем, он вышел из автомобиля и подал мне руку. Но стоило мне выйти – крепко сжал пальцы руками и буквально потащил через фойе – к лифту.

Мы оба спешили так, словно и правда боялись не успеть. Стоило двери лифта закрыться за нами, он прижал меня к стене, впившись в губы жарким поцелуем.

Я зажглась от этого огня, как спичка. Не отрываясь от его губ, выдернула его рубашку из брюк и прикоснулась к горячему, мускулистому телу. От этого прикосновения он застонал. Поняв, что нахожусь на правильном пути, я прервала поцелуй, вцепившись в пряжку его ремня:

– Скажи мне, что этим лифтом пользуешься только ты!

Его глаза потемнели, в них плескалось откровенное желание:

– Да, он ведет только в пентхаус.

Ремень легко расстегнулся, а следом вжикнула молния. И в это мгновение лифт, вздрогнув, замер между этажами. Повернувшись, я увидела, что пальцы Мэлвина лежат на кнопке «стоп»:

– Делай, что хотела!

Что хотела?.. Я ведь не…

Впрочем, одинаково бесполезно врать самой себе и этому мужчине.

Я опустилась на колени.