То, что между Мел и Анной были более теплые отношения, чем просто между пациенткой и физиотерапевтом, для Тони стало очевидным сразу, а Джун, сбитая с толку, задумчиво прищурилась. Через пару секунд ее осенило, болотные глаза расширились – и она зависла, уставившись на часы Уччелло.
– Мы всего на пять минут, не беспокойся, Мелани, – перетянул на себя внимание Тони.
–
– О чем? – встрепенулась Джун, стараясь осознать новую реальность, в которой Мел встречалась с девушкой по имени Анна.
– Это я когда-то взяла письмо из твоей мусорки.
Джун снова в шоке посмотрела на часы, как на оракула, и через долгие мгновения ошарашенно спросила:
– Зачем?
Мелани виновато опустила взгляд.
– Джун, ты… дело в том, что ты была моим первым серьезным увлечением. Я переживала за тебя, хотела помочь и напортачила. Прости меня. – Ее голос звучал хоть и с легкой грустью, но умиротворенно. Сейчас в Мелани не чувствовалось страха, будто весь он остался в старом сердце.
Джун стойко приняла чужое признание.
– О-о, Мел. Ты должна была рассказать мне обо всем, – растроганно ответила она, и Тони в который раз восхитился, насколько сильной была Бэмби. Он удивлялся иногда, откуда в ней сопереживание ко всему на свете, учитывая, через что ей пришлось пройти в прошлом.
Как вообще можно не любить Джун? Она же как лето. Все любят лето. Кроме тех, у кого аллергия на жару. И кроме Нэнси Паркер.
– Да, должна была, – согласилась Мелани. – А вместо этого показала письмо маме, ожидая помощи, но она, наоборот, запретила всей нашей семье общаться с тобой. Сейчас это звучит по-детски, но тогда мне казалось, что я разрушила твою жизнь.
– Так вот что ты делала в спальне Тони, да? Ты отдала ему письмо.
Мел кивнула, и Анна сжала ее плечи в знак поддержки.
– Кстати, а ты выяснила, за что твоя мать ненавидит Джун? – спросил Тони.
– Да, кое-какая теория появилась, – оживилась Мелани. – В конце лета Олсен серьезно поссорилась с мамой, потому что отказалась работать в солидном лондонском издании и создала свой блог об отношениях. Мама наговорила много гадостей, и Олсен из принципа начала раскапывать ее прошлое. И знаете что? Мама сделала аборт, когда училась в Нью-Йорке. А с кем она там училась?
– С Фрэнком, – ужаснулась Джун.
– Да. А еще с твоим отцом. Фрэнк не был бабником, а вот Ллойд Эвери вполне подходит на роль кандидата. Это единственное объяснение. Письмо-из-мусорки словно взорвало бомбу, я никогда не видела маму настолько невменяемой. Она повторяла, что кровь Эвери – это яд, что вы неспособны любить и теория о брате Джун – ложь. Что Тристан угробил Глорию, а Ллойд – всех женщин, которые его любили. Мама не могла спать целую неделю. Она поэтому и поругалась с Фрэнком на Летнем балу. Не смогла смириться. Когда Олсен узнала об аборте, то мне стало ясно, что значила давняя мамина истерика. Она ревновала, буквально изводилась ревностью к женщине, которую любил Ллойд Эвери и к которой собирался уйти перед смертью. Какая-то незнакомка получила то, о чем в юности мечтала моя мама. Уверяю вас, если бы та женщина в тот момент пришла к нам домой, мама убила бы ее не раздумывая.