— Ему не здоровиться нынче,  — ответил старик сухо,  не поворачивая головы в сторону бывшей воспитанницы и ныне царской невесты.

— Позаботься о нём нынешней ночью,  чтобы завтра он смог свидетельствовать во дворце о чудесном спасении дочери фараона Менеса и ливийской царевны Ти. Нен-Нуфер сестра мне,  и нынче ты даришь Кемету новую Великую Царицу.

От его взгляда не укрылось,  как дрогнул в руках старика посох, , но не время открывать ему успокоительной правды. Он сам узнает её, когда Нен-Нуфер,  опровергнув его пророчество, благополучно даст жизнь наследнику.

Фараон медленно повёл невесту следом за жрецом. За ними молча следовали Сети,  Райя и Асенат. Слуги внесли корзины с приношениями и удалились.  Ещё мгновение, и кольцо с именем новой жены украсит его руку, , а царская кобра ляжет поверх чёрного парика,  украсив чистый лоб Нен-Нуфер.  Голос Амени даже утратил стариковскую скрипучесть и замирал высоко под сводами храма Великого Пта. Обряд был совершён. Рядом с ним стояла теперь Великая Царица, и сейчас он возведёт её на золотую колесницу и,  взяв в руки кнут,  велит лошадям доставить их во дворец. Асенат пересядет в носилки. Райя взойдёт на вторую колесницу вместе с Сети. Возница вернётся во дворец вместе с нубийцами.

Фараон протянул Нен-Нуфер руку и помог занять законное место в царской колесницы. Лицо её не хранило больше следов слёз, но и радость не окрасила его румянцем. Оно было безмятежно-спокойным,  как и надлежит быть лицу царицы.

Фараон принял протянутый Сети кнут и едва-едва хлестнул лошадей,  чтобы колесница не подняла столб пыли.

Во дворце их ждала украшенная лотосами дорожка,  и они прошли по ней к накрытому на двоих столу для первого семейного ужина. Фараон велел жене есть,  и Нен-Нуфер подчинилась. Она сидела ровно, гордо вскинув украшенную короной голову. О,  да, Пта выбрал для него настоящую царицу, , но с ним наедине она перестанет быть такой холодной. Он подал жене руку,  чтобы провести новым украшенным коридором в царскую опочивальню,  где тоже всё было украшено цветами. Всё,  кроме ложа. Оно и так сияло белизной свежих простыней.

Фараон отстегнул бороду и опустил на столик корону. Царица сняла свою и положила рядом.  Прислужницы молча ждали её у ступеней купальни,  чтобы раздеть и умыть. Фараон, заслышав шум льющейся воды, почувствовал в коленях дрожь и поспешил опуститься в кресло. Руки вновь безотчетно искали на уже свободном от корон столе невидимый сенет. Слова ливийки о гневе Хатор не давали покоя, , но фараон гнал их прочь. Если Великая Богиня не лишит его нынче мужской силы,  то другого гнева ждать не придётся. Если же эти простыни так и останутся чистыми,  то он всего лишь горделивый безумец,  посчитавший себя равным Богам.