— Всё будет так,  как пожелают Боги,  — прошептала Нен-Нуфер и пожелала остаться одна,  чтобы подремать. Однако только лишь мать с сестрой ушли,  Нен-Нуфер сразу покинула покои с желанием отыскать Рамери, , но вместо него ей попался Кекемур.

Он склонился перед ней,  и она тихо сказала:

— Мир тебе,  мой спаситель!

Она впервые виделась с ним наедине после встречи на рыночной площади.

— Я к твоим услугам,  царица.

Он не поднимал глаз.

— Свободен ли ты покинуть дворец,  чтобы исполнить мою просьбу?

— Как будет угодно царице.

— Передай это Пентауру,  — Нен-Нуфер протянула стражнику ожерелье с лотосами,  подаренное женой Амени.  — И ничего говорить не надо.

Кекемур снова поклонился.

— Должен ли я сообщить тебе,  что исполнил просьбу?

Теперь он поднял глаза,  на мгновение задержав взгляд на большом животе.

— Не надо. Я знаю,  что ты ревностно исполнишь просьбу,  и так же знаю,  что Пентаур ничего не передаст тебе для меня. Ступай с миром!

Нен-Нуфер вернулась к себе и,  опустившись в кресло,  склонилась к окаменевшему животу. Схватки с каждым разом становились всё болезненнее и болезненнее,  хотя у неё оставалось ещё целых два месяца радости единения с Божественным супругом, а потом долгое ожидание его нисхождения в загробный мир. Быть может, фараон Менес не оставит её одну в эти годы,  и они вместе будут следить за подрастающим наследником Кемета — Никотриса подарит ему нерастраченную материнскую любовь, , а Пентаур даст необходимые знания, чтобы будущий фараон не ввергнул Кемет в хаос.

Она так и уснула в кресле,  и прислужницам пришлось растирать затёкшее тело прежде,  чем облачить царицу к ужину. На стол подавали мало,  потому что царица к вечеру едва прикасалась к еде, а фараон после целого дня разлуки готов был пожертвовать трапезой, чтобы скорее припасть ухом к огромному животу. Они могли часами лежать в полной тишине,  ловя каждое движение ребёнка. Фараон без устали целовал живот жены,  забывая про потемневшие соски и высушенные ожиданием поцелуев губы, , а потом,  спохватившись,  зарывался носом между лопаток жены и прижимался к трепещущему телу,  чтобы утолить взаимную страсть.

И чем ближе была разлука, тем слаще были их поцелуи,  и в эти минуты Нен-Нуфер восхищалась мужеством супруга,  ни жестом, ни словом даже в минуты безумного экстаза не выдавшего ей тайну страшного пророчества,  и тогда она ругала себя за слабость,  ведь всякий день,  возвращаясь после завтрака в свои покои,  она плакала, но совсем беззвучно, чтобы не взволновать внимательную Никотрису. Та уже собрала в ларец самоцветы и каждое утро вынимала по камню,  считая дни до родов.