Я вскинула на него взгляд, вдруг ощутив, как сердце взволнованно забилось. Выходит, решился? Он же говорит мне об этом весь последний час! А я сижу и думаю, что у нас есть плохого, отыскиваю бреши, рвусь туда, где обитает целое стадо еще не тронутых Минотавров. Так может мне и не надо знать то, что он не хочет рассказывать? Быть может, так и вправду спокойней? Или все-таки надо?..

— Что ты сама думаешь о том, что было в нашем с Алёной прошлом? — прервал мои новые метания шеф.

— Вы были парой? — вырвалось у меня.

— Верно, — усмехнулся шеф. — Мы были парой на протяжении нескольких лет. Алёнке было шестнадцать, когда я заметил, что она уже не та мелкая проныра, которая таскалась хвостом за нами с Шуриком. Но тогда ничего не было. Она — дочерь моих приемных родителей, вроде как сестра. Я даже стыдился своей влюбленности, старался скрывать, но видно плохо, раз однажды она поняла, что я к ней неравнодушен. Алёнка начала провоцировать меня. Она всегда была оторвой, совершенно без стопора. Но своего она добилась, однажды я сорвался. С того момента начались наши тайные отношения. Я всё еще воспринимал ее, как сестру. Себя считал извращенцем, однако уже не мог остановиться. Она стала моим наваждением, я болел ею. А если я пытался соскочить со своей зависимости и пытался начать отношения с кем-то другим, Алёнка делала всё, чтобы я раз за разом возвращался к ней. Как-то привела меня на крышу, встала на край и потребовала поклясться, что в моей жизни не будет других женщин, только она. Сама понимаешь, с моим заскоком я готов был поклясться в чем угодно, лишь бы она отошла от края. Наверное, прыгни она тогда на самом деле, я бы прыгнул следом.

— Какие сильные чувства, — нервно усмехнулась я, чувствуя себя уязвленной.

— Чувства? — Костя обернулся ко мне. — Болезнь, так будет точней. Теперь я знаю, что такое чувства. Они окрыляют, дают надежду. А то, что было со мной тогда, больше походило на тяжелый дурман. Как наркоман я шел за ней снова и снова, не думая о собственных действиях и возможных последствиях.

Наверное, там сыграло несколько факторов. Первый — юность и неискушенность. Второй — желание иметь свою собственную семью. Поляковы всегда относились ко мне, как к родному. Они надо мной тряслись даже больше, чем над собственными детьми. Но это было чувство ответственности перед моим родителями и мной. Однако я оставался приемным. Мне не хватало родного тепла, хотя я и не чувствовал себя обделенным вниманием. А третье — запретный плод, он ведь сладкий. Мне казалось, что я не имею права любить ее, что это кощунство и неуважение к людям, ставшим мне новой семьей. Всё это и породило из первой любви болезненную зависимость. А Алёнка пользовалась этим и крутила мной, как хотела.