– Лечебница для душевнобольных. Впрочем, в правом крыле по-прежнему живут несколько пациентов. Мы ухаживаем за ними. После пострига вы также сможете помогать этим бедолагам. Сюда.

Она остановилась перед высокой деревянной дверью, потянула за ручку и пригласила Розу войти.

– Оставьте обувь здесь.

Роза кивнула и сняла туфли, аккуратно отставила их в сторону, после чего вошла в большой прямоугольный зал. Ее голые ступни ощущали холод и шероховатость камней, захотелось обхватить себя руками за плечи. Но Роза лишь выпрямилась, приближаясь к статуе в центре помещения. Это было весьма искусно выполненное дерево. Высокое, в потолок, тонкой работы.

И чем ближе к нему подходила Роза, тем сильнее ее охватывало раскаяние, жгучее, как огонь факелов, что горели в пустых коридорах. Ноги ее ослабели, подкосились. Она упала на колени, больно ударяясь о серый камень; из ее глаз потекли слезы, смывая с лица маску холодного безразличия.

Древо откровений подарило ей видение. Оно было столь ярким, что ослепляло, а счастье, в котором купались его участники, заставило сердце Розы дрогнуть.

Она словно бы смотрела в окно старого особняка, в котором так долго работал ее муж. Просторный зал Грэми-Холла был наполнен смехом и теплом, в нем собрались родные люди, чтобы отметить приход первого снега. Первенец Вольта и Сабины как раз проснулся, и нянечка принесла его к родителям. Малыш скуксился и потребовал внимания, которое тут же получил с избытком. Раньше родителей к нему успела подойти Молли Краспер, а Лина – ее дорогая девочка! – с умилением погладив свой большой живот, спросила у стоящего рядом Оливера:

«Неужели и у нас скоро будет такое же чудо?»

Он обнял Лину, прижался щекой к ее виску и уверенно прошептал:

«У нас будет другое. Свое!»

Дворецкий откупорил бутылку с шампанским и стал разливать напиток по бокалам, а Вольт предложил тост:

«За любовь! И за алхимика, сумевшего вывести каким-то невероятным образом формулу, позволившую нам найти друг друга!»

«За любовь!» – вразнобой повторяли присутствующие, разбирая бокалы.

«За любовь», – грустно проговорил Уоррен Эйсби, с тоской посмотрев в окно. Розе показалось, что он видит ее, что смотрит прямо в ее глаза, проникая в самую душу. Но тут его позвала Лина, отвлекая объятиями от нелегких мыслей…

…Видение развеялось, а Роза лежала на полу, обняв себя руками за голову, прижав сбитые в кровь колени к животу, и выла, как раненое животное. Понимание и раскаяние пришли к ней так поздно! Ей всего-то и надо было, что нести в душе свет, озаряя им путь любимых людей, но она решила сделать больше, решила, что знает лучше… И вернуть назад уже ничего нельзя. Можно только попытаться искупить, день за днем стараясь быть полезной тем, кто истинно нуждается в этом. Только так ее жизнь можно оправдать…