– Мы все настроены. Вече в большинстве поддерживает, – сообщил Вешняк доверительно, не заметив, что после этих слов лицо Бармы на миг изменилось. Взгляд его блеснул враждебным огоньком.

– Странно. Я глава вече, но ничего не ведаю о ваших замыслах, – Барма нахмурился, оглядев Вешняка с неприязнью. Этот боярин, кажись, на деле за главного, а Барма только на словах. Не годится такое…

– Вот я тебя и посвящаю. Да ты не серчай. Не говорили, бо не знали, как ты к этому отнесешься.

– Положительно, – Барма совладал с собой и принял доброжелательный вид, хотя в действительности течение дел его разозлило. Если новый наместник будет прислан, то уж точно Вешняк как зачинатель нового призвания будет повышен. И при таком раскладе, того и гляди, займет его, Бармы, место. Но нельзя выдать своих чувств. Ведь влиять на происходящее можно только если сам во всем участвуешь. – Я с вами…

– Я знал, что ты не подведешь в решающей битве, – теперь уже Вешняк хлопал Барму по плечу. – Многие не верят в тебя. Думают, ты продался пришлым. Но я знаю, что это не так. Мы много лет с тобой дружествуем. И я не корю тебя за то, что ты не идешь против них открыто. Может, оно и верно. Главное, что сейчас ты с нами.

– Даже не сомневайся, я с вами. Нам следует, как можно скорее, отправить гонца к Рюрику…– согласился Барма, поджав губы. Сейчас лучше таить свои мысли, а не пылить на людях.

– Ну так завтра же…Завтра же вечером и отправим.

****

– Прочь с дороги, недоумок! – цыкнул Барма на слугу Годфреда, замешкавшегося в дверях. – Княже! Беда! – с порога выплеснул глава вече.

Прошло полдня, а Годфред до сих пор так и не поднялся с ложа. Однако если утром он еле ворочал языком, то теперь выглядел хоть и не слишком привлекательно, но много бодрее. Полулежа на подушках, он удерживал на животе поднос с большой деревянной миской, от которой поднимался пар. В насыщенном бульоне плавали куски мяса и пряные коренья. На кровати также примостилась корзинка с хрустящим ароматным хлебом, разломанным на несколько кусков радетельной рукой слуги. Горячее сытное кушанье явственно исцеляло молодого наместника. И пусть он пока еще не был столь же деятелен, сколь обычно, но ел все же с аппетитом.

В гриднице было сумеречно, но отнюдь нескучно. Посреди горницы стояла скамеечка. На ней сидел белокурый юноша с гуслями на коленях. Глаза его были открыты, но они ничего не выражали и не были обращены куда-либо. Струны дрожали под его перстами. Нежная музыка сливалась с нотами прекрасного голоса, который нараспев повествовал какую-то историю давней старины.