— Сильно! — присвистывает Ленка, то ли глядя на меня в боди, то ли давая оценку жертве Холодильника.

— Наверное, — неуверенно соглашаюсь я. — Просто я не представляю себе, что именно он теперь не получит.

— И теперь все знают, что вы пара? — Ленка не может сдержать улыбку.

— Не пара! — с воплем отворачиваюсь от зеркала. — Просто я разрешила ему за собой ухаживать!

— Надеюсь, я на помолвку приглашена? — Ленка защищается от меня отпаривателем, обдавая горячим влажным облаком.

— Никакой помолвки не будет! — нервно смеюсь я. — Тем более через две недели!

— Да как скажешь! — примирительно говорит Ленка. — Не будет, так не будет! А чем тебя старый хозяин расстроил?

— Не то чтобы расстроил, — теряюсь я, не зная, как объяснить. — Он вел себя очень странно. Пожелал мне счастья со своим сыном, но вывел того из себя. Дважды напомнил, что в этом случае теряет Холодильник.

— И что же? — любопытная Ленка даже замирает. — Что он теряет?

— Понятия не имею, — вздыхаю я, снова любуясь собой в зеркале. — Хозяин старший напомнил, Хозяин младший разозлился, что ему напомнили.

— Раз напоминал, то много, — задумывается Ленка. — Вот тебе еще одно доказательство его чувств к тебе. И знак, что не все в этой жизни деньгами измеряется.

— Я бы не торопилась с выводами, — глажу себя по бокам, кожей ладоней чувствуя нежность ткани. — Он бизнесмен до мозга костей. Выкрутится. Вряд ли от прибыли откажется или без нее останется.

— Ага! Влюбилась! — подначивает меня Ленка.

— Ты с чего взяла? — удивляюсь я такому странному и нелогичному выводу. — Не влюблялась я!

— Я про мое боди! — смеется Ленка. — Классное, правда?

— Божественное! — повышаю я ставки.

Без пяти одиннадцать я готова: рубашка оверсайз, брюки, балетки и распущенные волосы. Так я понимаю "свободную форму".

В агентстве никого нет. Нет даже Евгения под моей дверью. Медленно иду к лестнице и застываю на верхней ступеньке пролета. На каждой ступеньке лежит белая роза, крупный бутон на длинном стебле. Аккуратно спускаюсь по мраморным ступенькам. Белые розы лежат от третьего этажа до первого — ровно сто двадцать. Посреди холла стоит овальный стеклянный стол с двумя стульями. На столе узкая прозрачная ваза, в которой высокая крупная темно-красная роза.

— Сто двадцать первая, — шепчу я, поднимая глаза на Холодильника и встречаясь с теплым медовым взглядом.