— Я хочу это! — восклицаю я, разбирая то, что притащила мне Ленка, и выуживая из почти десятка нарядов именно эту рубашку цвета топленого молока с вышивкой: фисташковые листочки на воротнике и на лацканах рукавов. — Оверсайз? Только очень уж большая! Это какой размер?
— Если на один размер больше, то это просто великовато! — поучает меня Ленка. — Стиль оверсайз — это больше на два-три размера. Такие хрупкие девушки, как ты, Никка, могут позволить себе на три-четыре размера больше. Это только подчеркнет твое изящество.
— Юбка или брюки? — советуюсь я с подругой, уже надев приглянувшуюся рубашку.
— Что угодно, главное, чтобы было узким, — задумчиво смотрит на меня Ленка. — У тебя есть такие узкие серые брючки до косточки. Они живы?
— Живы! — радостно вспоминаю я и бегу в гардеробную. — Сейчас найду!
— Блеск! — констатирует Ленка, разглядывая меня в готовом комплекте. — Но рубашку эту получишь только при одном условии…
— Как это?! — теряюсь я. — Что за глупости?
— Рубашка идет в комплекте с бельем, — хитро улыбается Ленка. — Я же говорила, что приготовила его для твоего первого свидания.
— Вовсе уж разошлась! — упрекаю я Ленку. — Могу идти хоть в мужских труселях фабрики "Большевичка". Мое белье он не увидит!
— А это как вам будет угодно, — деланно равнодушно говорит тщеславный дизайнер авторского белья, но не выдерживает и тут же обижается. — Это боди из французского кружева телесного цвета. Что? Трудно надеть что ли? Тебе все равно — а мне приятно!
— Ладно-ладно! — успокаиваю я Ленку. — Надену.
Пока Ленка отпаривает рубашку, она непрерывно меня допрашивает:
— Холодильник что-то теряет, разорвав договоренности с Кириллом Ивановичем?
— Нет. Я так поняла: этот договор был выгоден Костровым по какой-то нематериальной причине, а Холодильнику наоборот. Он финансово значительно выиграл бы, — объясняю я подруге то, что поняла сама.
— Чудненько! — почти поет Ленка. — Ради тебя он отказался от прибыли?
— Да, — киваю я, разглядывая себя в зеркало в боди Ленкиной работы. Оно по цвету сливается с кожей, и я кажусь себе голой. Но эта обнаженность какая-то волшебная: все закрыто, но тонкий рисунок кружев лежит на теле естественно и торжественно-целомудренно. — Отказался. Но не ради меня, а чтобы избавиться от Светланы.