— Конечно! Первый всегда маме, второй всегда тебе. — напоминает мне Генка.

— Мне нравится, как ты пишешь, — абсолютно честно говорю я приятелю, без приглашения садясь на диван.

— Спасибо! — радостно восклицает Генка. — Приятно это слышать именно от тебя!

— Чаем напоишь? — наглею я, вскакивая и отправляясь на кухню.

— Конечно-конечно! — частит Генка. семеня за мной. — У нас и пирожки есть! С печенью.

— Ужасно! — думаю я, но вслух говорю. — Прекрасно! Именно с печенью и хотелось!

Генка ставит чайник на плиту. Сальмонелла не признает электрические чайники. Почему-то вспоминаю об этом с уважением. Вспоминается шутка Жванецкого: "И самовар у нас электрический, и мы довольно неискренние!"

— Что за шутка про нашу с тобой помолвку? — нападаю я без предупреждения, усыпив бдительность Генки.

Генкина рука дрожит, и он проливает немного кипятка на скатерть.

— Почему шутка? — спрашивает Генка, пряча глаза.

— Ге-на! — по слогам твердо говорю я. — Посмотри на меня!

Генка встречается со мной взглядом. в котором я отчетливо вижу тревогу и досаду.

— Если жених ты, а невеста я. то почему невеста не в курсе, что выходит за тебя замуж? — четко проговаривая каждое слово. снова наступаю я.

— Помолвка — это формальность! — нервничает Генка. дрожащими руками беря свою чашку. — Мы решили, что это поможет тебе определиться!

— Мы? Не я с тобой. а ты с мамой? Я правильно понимаю? — злобно прищуриваю я глаза.

Генка стискивает чашку и защищается:

— Мы желаем тебе только добра! Мы прекрасная пара!

— Это вы с мамой прекрасная пара! — соглашаюсь я. — В этом у меня никаких сомнений нет вот уже лет пятнадцать!

— Я самый близкий тебе мужчина! — Генка ставит свою чашку на стол и хватает меня за руку. чуть не выбив из моих рук мою чашку.

— Самый близкий мне мужчина — это мой отец! — я веду нешуточную борьбу за свою руку.