— Он любил меня, — прошептала она. — Он сказал, что любил меня, и только меня.

Она подняла взгляд, он светился сложными эмоциями.

Куин кивнул ей.

— Да, так и есть. И я рад.

— Он сказал, что женился бы на мне, если бы мог. — Она нахмурилась. — Но это письмо написано иначе. У него действительно был сердечный приступ?

— Могу я взглянуть?

Она отдала ему письмо, и было потрясением видеть почерк его брата, но она оказалась права. Почерк был путанным. И само письмо — коротким.

Куин представил, что оно было написано, когда лессеры ворвались в дом. Слышал ли Лукас крики родителей, сестры и их додженов, когда он все это писал? И сообщение было прямолинейным. Он любил Анну Софию Лаваль и решил сказать родителям, что собирается быть с ней, если она выберет его.

Если бы он пережил нападение, поправил себя Куин.

Но этого не произошло… и не потому, что их мамэн и отец не позволили бы ему.

Это было началом кошмара.

И все же было радостно знать, что Лукас вырвался из-под гнета их воспитания, как и Куин. Может, помогли принуждение и угроза смерти, но, в конце концов, он предпочел любовь наследию… и Куин решил верить, что так и осталось бы, если бы семья выжила.

— Это так красиво, — сказал Куин, возвращая письмо его владелице.

Анна София забрала письмо… а затем запустила руку под воротник свитера. Когда она вытащила золотой крест, он подумал о своих грейпфрутовых посиделках с Лэсситером.

— Знаете что, — пробормотал он, — лично я считаю, что любовь бессмертна, что она остается даже после смерти. И я знаю, что Лукас на небесах, и он ждет Вас там. Я верю, что, в конце концов, вы с ним воссоединитесь.

Потому что падший ангел, стороживший Забвение, не допустит иного.

Ее глаза заблестели.

— Спасибо за эти слова.

— Вы откроете его подарок? Вам не обязательно, но…

— О, да.