Я не смеялась, только тяжёлым взглядом обводила это логово, в котором парень прятал безнадёгу и отчаяние.
– Эстан, ты
– Я сижу в инвалидном кресле, курица слепая! – окрысился он. – Чем я могу помочь?! Ты вообще хоть что-нибудь видишь дальше своего носа?! – Он зло ударил рукой по простыням, и, потеряв опору, брякнулся на спину.
– Ты считаешь, твои причитания заставят меня слезу пустить? – Я высоко задрала бровь, с убийственным спокойствием наблюдая за происходящим. – Возьми эти бумаги и помоги своему брату.
– Убирайся, – простонал парень, закрывая лицо руками.
– Ты не имеешь права выгонять меня. У тебя есть обязанности.
– Как же я тебя ненавижу! Уйди из этой квартиры и никогда сюда не возвращайся! От одного твоего вида мне хочется блевать!
Я зло стиснула зубы. Кулак свободной руки сам собой сжался, норовя хорошенько вмазать одному зарвавшемуся типу. Но внезапно на место задетой гордости пришло понимание: он не зарвавшийся тип. Он отчаявшийся.
Я опустила руку, в которой держала бумаги, и сказала тихо:
– Меня тоже когда-то лишили мечты, и мне пришлось жить дальше. У нас с тобой, Эстан, нет выбора. Нам никто не давал права жалеть себя.
– Да как ты вообще можешь сравнивать нас с тобой?! – взъелся он.
Я же настойчиво продолжила:
– Придётся найти якорь, который не даст уплыть ещё дальше.
– Чего?! Что за тупая метафора?!
– Эстан. – Я зло ударила себя листами по ноге. – Ты достал! Хватит, это реально уже бесит. Найди себе человека, который не даст тебе сдохнуть, вот и всё!
– На себя посмотри! – разозлился парень. – Сама живёшь только местью, и ради неё готова на всё пойти!
– Это. Неправда, – отрывисто проговорила я.
– Да ты изворотливая стерва, – ни чуть не смущаясь заявил он. – Для тебя вообще не существует таких понятий, как честь, долг и достоинство. Ты только и можешь, что следовать цели, как машина. Ты никогда и никем не дорожила, – брызжа слюной, словно ядом, выплюнул парень.
Я пошатнулась, чувствуя, как кровь отливает от лица.