Притянутая к ее могиле, я прибыла сюда сегодня рано утром и ни разу не встала. Я запрокидываю голову, смотрю на темнеющее небо и резко выдыхаю. Наверное, мне пора. Я знаю, что мама с папой будут волноваться, а может, и нет. После похорон я вернулась домой. Мои родители, казалось, были более открыты к тому, чтобы я была рядом. Бабушка и дедушка ясно дали понять, что, если мне когда-нибудь понадобится перерыв, я всегда смогу остаться с ними. И, возможно, я так и сделаю.

Мои родители зомби, едва справляющиеся с повседневной жизнью. Они почти не разговаривают друг с другом. Они даже не смотрят на меня. В доме так тихо, что слышно все. Я слышу рыдания матери. Слышу, как они шепчутся, кричат друг на друга. Внизу тикают дедушкины часы.

Мы не разговаривали. Ни о Мэдисон, ни об этих придурках в городке, вообще ни о чем.

Единственное место, где я действительно чувствую себя довольной и желанной, это здесь, с Мэдс. Странно, какое утешение я получаю, просто сидя перед тем местом, где она покоится. Она слушает, как я плачу над ней, и слушает мои страхи и гнев, которые живут во мне, но она никогда ничего не говорит в ответ. Не то чтобы я ожидала от нее этого.

Оттолкнувшись от влажной травы, я вытираю со спины несколько выбившихся травинок и грязь и перекидываю рюкзак через плечо. Мои Конверсы хрустят, когда я пробираюсь сквозь мертвых. Дрожь пробегает по спине, двигаясь через кладбище к выходу. Впрочем, я к этому уже привыкла.

Мой желудок яростно урчит, когда я иду в центр города, мимо магазинов, закрывающихся на ночь. Я останавливаюсь перед пекарней, единственной еще открытой, и решаю перекусить. Это не значит, что мы будем есть что-нибудь дома. Думаю, что мои родители выживали за счет кофе и своих слез.

Как только я переступаю порог пекарни, несколько посетителей останавливаются. Все разговоры стихают, и начинается шепот. Я уже знаю, что все обо мне думают. Половина городка думает, что я знаю, что случилось с моей сестрой. Другая половина, что я сошла с ума из-за ложных обвинений компании парней, которые через неделю уезжают в колледж.

Позволив шепоту слететь с моей спины, я подхожу к стойке, и миссис Беверли смотрит на меня грустными глазами, словно понимает.

— Что тебе подать, Кензи?

— Два кусочка лимонного безе.

Она замолкает, и я тоже, осознав свою оплошность.

Это единственное, в чем Мэдисон всегда могла рассчитывать не меня — принести ей кусочек торта. Кусочек чего угодно, на самом деле. Это было нашим делом. Даже когда мы не могли выносить друг друга, я всегда заходила сюда и приносила ей кусок торта.