Светлый фон

Казимира селяне знали как человека доброго, да только коль разгневить его...

Люд снова зароптал. Найти виновного хотелось. И надежда была, что с ним, повинным этим, из села уйдет хворь невиданная. Да только Крайя помогала снадобьями. И те, кто выжил, не отошли к Симарглу лишь благодаря ей. Все разумели: коль лишиться знахарки в такой час...

Богослав тоже понимал это, потому и месть придержал:

- Знахарку надобно досмотреть, - смягчился он. - Черные метки сыскать. И, коль не найдутся они, оставить в селе под присмотром. А заодно и младенчиков...

Он махнул в сторону невысоких створок, что открывались в боковое пространство храма, и оттуда служка вынес дитя. А позади него, в темноте тайных переходов, скрытых увесистыми дверями, заголосила молодица.

- Недалече как вчера в Светломесте малеча родилась. Божиней благословленная на имя Мила. Дитя хорошим удалось, здоровым, да только бабы шепчутся: с пятном родимым на левой ножке. И, коль в Камнеграде метки глядят, то и нам приказано...

Служка тем временем распеленал малечу, и храм встрепенулся от грозного крика той, что Милой звалась: дитю было холодно. Оно хотело к мамкиному теплу прижаться, да обхватить налитую молоком грудь. А тут морозно. И руки служки - чужие, не знавшие тепла людского - слишком безразличны. Грубы даже.

Дитя закричало еще громче, а вслед за ним - мамка, которую держали в коридорах.

А ведь знал Богослав, что муж той помер от горячки, едва брюхо бабы стало расти. Потому, верно, и не побоялся суд чинить.

Дитя подхватили другие руки - богославовы - и резко крутанули спинкой к людям. Мила широко раскрыла глазки. Притихла даже, прислушиваясь к нарастающему гомону. И почему это размытые пятна, что стоят вокруг нее, гудят все громче?

И сразу же, когда храмовник вытянул назад пухлую ножку, дитя снова закричало.

А Богослав удивленно зашептал:

- Не врали бабы. Взаправду - метка...

Он и сам ошарашено отдалил от себя ребенка, словно бы боясь того, и брезгливо вернул дитя в пеленки на руках служки.

Ухватился за голову, и, не простив себе минутной жалости, громко воскликнул:

- Дитя отвезем в Камнеград. Пусть там глядят. А матка обождет. Коль по правде девка ей Божиней подарена, в Головном Храме разберутся. Вернут малечу. А коль нет...

Он хотел сказать что-то еще, да только не успел. Прямо поперед ворот храма остановились высокие сани, запряженные тройкой гнедых скакунов. Бубенцами звонко загремели, предупреждая люд: гость поспел.

И сама упряжь, и кони лощеные говорили, что в упряжке той прибыл некто знатный. Только вот что за барин прибудет в Светломесто? Да еще и в час Мора?