Новости о том, что их новообретенный отец уехал куда-то на Север, дети восприняли по-разному. Женечка всячески старалась сохранять спокойствие, демонстрируя безразличие, мол, уехал и уехал, предпочитая до последнего не высказывать своего истинного мнения.

Таська же страдала в разы сильнее, буквально с лёта превратившись в одну сплошную грозовую тучу с замашками дикобраза. Надувая губёшки и хмуря брови, она уже который вечер проводила заперевшись у себя в комнате и ненавидя весь белый свет, периодически закатывая нам истерики на ровном месте. Я даже попыталась взбодрить Тайсона, предложив той обновить цвет её волос, к чему ребёнок отнёсся весьма странно.

— Я не заслужила, — едва ли не рыдая, заметила она, после чего скрылась у себя в комнате под одеялом. Проблем с самооценкой до этого дня за ней замечено не было, поэтому очередное проклятие полетело далеко на север, туда, где до Заполярья было куда ближе, чем до тех, кто так его… отчаянно ждал.

Да я и сама пребывала в таком состоянии, будто раскачиваясь на эмоциональных качелях, то злясь, то печалясь, с новой силой страдая от утреннего токсикоза, будто бы и третий ребёнок был категорически не согласен с происходящим.

Родители, оценившие наши кислые лица, долго донимали меня расспросами, переплюнув своим энтузиазмом всё то, что было до этого.

В эти дни я жила на каком-то автопилоте, курсируя по маршруту: дом — работа — магазин — дом.

А ещё в голову то и дело лезли воспоминания о событиях почти девятилетней давности.

***

Встреча выпускников не прошла для меня бесследно. Осознание того, что я видела Орлова и ничего не сказала ему про Женьку, сильно ударило по моей совести. Переживания были столь сильными, что я предпочла пойти по проторенному пути: с головой ушла в работу. Вынырнула оттуда месяца через три, когда неожиданно чуть не потеряла сознание прямо во время лекции. Благо что стул, по которому я сползла вниз, оказался рядом.

Переполох тогда поднялся изрядный — студенты расстарались, впечатлённые тем, что даже у стальной Вознесенской случаются неудачные дни.

Пётр Станиславович, взявший на себя шефство надо мной после ухода папы на почётный отдых, лично притащил меня в медпункт.

Первый же вопрос, который дошёл до моего сознания, звучал донельзя прозаически:

— Когда были последние месячные?

Я мученически глянула на нашу фельдшерицу и, тяжко вздохнув, побрела до ближайшей аптеки. Двум полоскам на тесте я даже удивляться не стала. Лишь с чувством выругалась себе под нос, передавая огромный привет Орлову. А потом сама же засмеялась, да так безудержно, что слёзы из глаз брызнули. Кто бы мог подумать, что профессорская дочка, Альбина Вознесенская, та, что умница и зануда, умудрится залететь дважды, да ещё и от одного и того же человека. Я уж точно не могла.