У меня, глядя на всё это, прямо аппетит просыпается.

Даже не спрашивая, дед ставит на стол три рюмки.

— А дочушка будет? — смотрит он на Алёнку.

— Нет, нет, мне нельзя, я в положении.

Услыхав это дед одобрительно поглядывает на Костю и хлопает того по плечу ладошкой. А я и не знаю, как себя в этот момент чувствовать. Вернее знаю — мне надо выпить.

Алёне он наливает какой-то компот из трёхлитровой банки, а нам по-быстрому сооружает закусь. Мы чокаемся и мгновенно заливаем в себя ледяное содержимое рюмок.

— А-а-а, хорошо пошла, холодненькая, — говорю я, закусывая хрустящим огурчиком.

— Картошку ешь, — говори дед. — Одним огурчиком не закусишь.

— Спасибо, — делаю я себе бутерброд из картофелины и куска колбасы.

— Между первой и второй, — поднимает тост дедушка Максим. И Алёнка участвует, чокается с нами своим компотиком.

— Хорошая девка, добротная, скромная, хорошая жена будет, — глядя на Алёнку говорит дед Максим.

Третий тост за любовь, а четвёртый за красную армию.

После обеда мы идём на сеновал. Костя говорит там круче всего. А я никогда на сеновале и не был. Даже не знаю что это такое. Я прямо там разваливаюсь на тюках сена рядом с Алёнкой, и меня жутко клонит в сон.

Но мы же на сеновале, а значит, я не могу оставить её в покое.

— Дай я за тобой поухаживаю, — говорю я Алёнке. Нежно беру её за ножку и аккуратно снимаю с нею туфельку. А она сидит такая, губу закусила, типа стесняется.

Я беру её вторую ножку и медленно с наслаждением стягиваю с неё вторую туфельку. А после нежно-нежно целую её пальчики, сижу и разминаю её ножки.

Алёна кайфует от моих прикосновений, прищуривает глазки, с трудом скрывая наслаждение, но всё время на Костю косится. Будто говорит мне: «Димка, ну не при нём же».

Да и сам понимаю, нехорошо это. Выпускаю её ножки и рук и просто сажусь рядом, а она прячет свои идеальные щиколотки в сено.

Костя вздыхает и идёт в сарай. Вытаскивает оттуда колоду, на которой рубят дрова, приносит вязанку поленьев и топор, проверяет, как держится топорище. Снимает с себя футболку и, не произнося ни звука, начинает рубить.

Под звуки ударов топора и под кудахтанье кур у меня слипаются глаза. Меня здорово так разморило. Я лежу на сеновале с самой красивой девочкой на свете, я пьян и жизнь прекрасна.