себе на плечи. Он вошёл в неё без всякого следа деликатности, опустился, издавая хрип, который казался болезненным. Лбом упирался в её лоб, закрыв глаза и скривив рот в

дьявольской ухмылке. Не заботясь об удовольствии Лорен, он быстро кончил, хлестнув ей по

животу горячим семенем, и когда последние толчки растворились полностью, ушёл в

ванную, оставив её в одиночестве.

Лорен, в который раз задалась вопросом (как это часто случалось с ней в последнее

время), о том, где в эти моменты блуждают мысли Даниэля, с той разницей, что сегодня она

могла сама себе дать ответ.

* * *

Даниэль бросился под каскад тёплого душа, подальше от Лорен, подальше от того, что

только что произошло, подальше от грязной волны, которой явно ошеломил её. Вечер принял

другой оборот — не так, как был запланирован, — Даниэль просто собирался показать, что

секс может быть абстрагирован от любви, и чтобы Лорен поняла — она может найти

удовольствие с кем-то ещё, а не только с ним.

Даниэль выбрал Адама за их связь, за чуткость, с которой они превратились в пару

совершенных циничных любовников, всегда готовых доставить удовольствие или получить

его. Воспоминания об оргиях, в которых они участвовали, о женщинах, которыми обладали, хлестали Даниэля, обжигая сильнее, чем вода, стекавшая по его коже.

Возвращение к старым привычкам не принесло ему никакого утешения: он пил всё

чаще и чаще, опять начал нюхать кокаин (тайком от Лорен), а что касается секса… Грязная

потребность в распущенности, в разных телах, незнакомых глазах и лицах, в которых можно

было бы потеряться в возвышенном моменте удовольствия, возвращалась и охватывала его