На Победу им разрешили поехать туда, по возможности, рекомендуя, не сильно распространяться, что они из будущего, рекомендовано было представить себя потомками тех ребят.

— Кому следует — скажете. Если кроме братьев Крутовых, кто ещё жив — наверняка уже в приличном возрасте, надеемся — сумеют умолчать о многом.

Для подстраховки им выделяли двух молчаливых мужчин среднего возраста.

Как волновались все, как ждали этого дня. Весна резко началась со средины апреля — к маю, вернее, к Победе, цвели сады, отцветали первоцветы — крокусы и гиацинты, начали осыпаться тюльпаны и кое где зацветала сирень. Мужики заметно волновались, но старались не дергаться при Варе, у которой уже слегка округлился животик, понимая, что ей волнения не нужны, да и в деревне ещё предстоят и радостные, и горькие минуты.

— В Раднево стало совсем страшно, даже выходить на улицу! — рассказывала Ядзя, умудрившаяся добрести до Березовки. — Молодые ребятки не выдержали, все ведь уже знают, что наши наступать начали, хотели взорвать к такой-то матери это их проклятое казино, но один струсил, проболтался, вот всех и… Боже мой! Пацанятки, худые, мелкие, избитые, измученные, город в шоке — везде плач, эти гады лютуют, дожить бы до наших!! Как страшно, не люди кругом, а худшие из зверья, бешенством страдающие!

— Гринька, не смей никуда ходить!! Только возле дома у дворе или у хате, пОнял? — сразу же завелась Ефимовна.

— Чаго мне сделается? — По привычке проворчал Гринька и получил сразу два подзатыльника — и от Ефимовны, и от Ядзи.

— От, чаго сразу драться? Ня буду! Хай ёно усе горить!

Кто же мог предположить, что неуёмное Гринькино любопытство спасет усю дяревню через каких-то две недели??

Деревенские изнывали, наши были уже совсем недалеко, сентябрь был пока что хороший — сухой, и многие не выкапывали картоплю, чтобы хрицам не досталося. И даже предсказываемый дедом Ефимом дождь — кости старые ныли, не пугал:

— Наши прийдуть, и у дожж выкопаем, а с одной стороны ён нужон, чтоб эти гады утонули усе. Но нашим будеть хужее. Дед, хай твои кости подождуть нямнога!! — ворчала Марфа Лисова.

Через деревню потянулись машины, теперь уже в обратном направлении, а на той самой высотке, где у сорок первом полегли наши, окапывались, возводили свои укрепления хрицы.

— От будеть сложно их выкурить оттеда! — сокрушался Гринька.

— Стратег ты наш, Никодимушка, бяяда с тобою, от Родиону придется не раз тебя отлупить.

— Родион як прийдеть — самым послушным буду. Батька живога увижу и усе, успокоюся!!

— Ой, Гриня, — сокрушалась Ядзя, — ой, не зарекайся, дед твой всю жизнь с выкрутасами жил, и ты, ну, чистый Никодим, уродился же внучок!