Наложил в котелок каши и сказа:
— Только принеси его обратно.
— Спасибо, дяденька, я матку накормлю и принясу, ёна не встаёть савсем.
— Ох ты, Вась, добеги до медсестрички, пусть глянет на болящую, ты, малышка, скажи, где живешь-то??
— Дядь Петя, — всунулся счастливый Колька — уже знавший как звать повара, — я провожу.
А медсестричка разговаривала с Василем:
— Мальчик, ты должен заговорить, вот увидишь, за нами пойдут другие, если будет палатка с крестом медицинским, ты, Гриня, пойди к любому доктору, он посмотрит братика, может, чего подскажет, дельного!! Ох, какие у него глаза, чисто васильки!
К вечеру пришли из леса Леший, Степанида и Пелагеюшка, опять были слезы, девушек уже и не надеялись увидеть, а они обе живые и с детушками.
Василь как-то враз прилепился к маленькой Дуняшке, а Гринька с такой тоской глядел на неё, вздыхая:
— Чистый батька, Игарек!
Разбирая угол в шлепеневской избе, солдаты нашли маленького мальчика, с месяц от роду. Когда пожилой старшина вынес едва пищащий сверток, толпящиеся вокруг деревенские сразу смолкли. Потом ахнула Стешкина бывшая свекровь:
— Батюшки, этта ж Милка сволочь сваво дитя бросила?
— Да ён же немчура клятая! — закричала бабка Савельевна. — Та яго надоть за ноги и об…
— Тихо, бабоньки! — перекрыл начавшиеся крики старшина. — Этот малыш совсем не виноват, что его родители оказались сволочугами, какой он немчура, вон еле пищит от голода. Покормить бы его!
И тут всех удивила Пелагея.
— Давайте его мне, где один там и второй вырастет, не хвашисты же мы в самом деле.
— Точно, не та мать, что родила, а та, что воспитала! Ай, девочка, какая ты молодчина! Поймите, сельчане, он в своей жизни ничего не сделал плохого, разве только меня обмочил, — засмеялся старшина, и вслед за ним засмеялись сначала робко, а потом все смелее и сельчане.
— Вот и хорошо, мы тебе, девочка, чем сможем — поможем, как назовешь-то сынка?
— А как Вас!
— Ох, ты! — подкрутил ус старшина. — Тезка, значит, будет мне, жив останусь — навещу непременно после войны. А зовут меня Андрей Никитович.