Эрик всегда так остро действовал на нее, что она моментально теряла голову. Клэр была напугана обрушившейся на нее страстью, потому что боялась, что не вынесет этого. Но в то же самое время ей хотелось этого безумства. До смерти хотелось прижаться к нему еще теснее, чтобы раз и навсегда завоевать его и не оставить ему выбора. Чтобы доказать ему, как он нужен ей, как дорог. Ее не смутила щетина не его лица, которая не царапала, а будто бы дразнила, воспламеняя ее еще больше. Она лишь опасалась того, что в любой момент Эрик может прийти в себя, встать и уйти. Поэтому целовала его с еще большим жаром и отчаянием, чтобы только удержать его в своих объятиях. Чтобы не позволить ему прийти в себя, ведь это было… Боже, ему это было нужно не меньше. И это было… это было восхитительно!

Ее губы распухли и болели. Чувствуя, как неиссякаемые волны удовольствия бродят по телу от малейшего его прикосновения, даже легкого дыхания, Клэр действительно задыхалась, но продолжала обнимать его напряженные плечи, поглаживая без того растрепанные мягкие волосы. Она почувствовала, как он вдавливает ее в матрас своим огромным телом, прижимаясь к нему до предела. Из горла вырвался приглушенный стон. Клэр едва могла дышать, но следовала за ним, что бы он ни делал.

Влекомая мучительной тоской и обезоруженная его ласками, она позволила себе раствориться в нем, дав себе обещание, что как только разум вернется к ней, она обязательно скажет ему, как сильно любит его. И тогда ему не придется отпустить ее. Или того хуже, сожалеть о том, что он сделал.

От него пахло свежим ветром, потом, сандалом и специями, и это был самый лучший запах, который она когда-либо вдыхала. Его горячие поцелуи дурманили, оставляли обжигающий след на губах, которые никогда не знавали такого яростного, почти агонизирующего поцелуя. Его руки, проходясь по ее телу, оставляли такие же обжигающие следы на коже, капельки на которой испарились.

Он не переставал испивать ее губы, когда, приподняв руку, тут же накрыл широкой ладонью ее грудь. Клэр замерла, издав глухой стон.

Внезапно Эрик оторвался от ее губ, но только для того, чтобы покрыть поцелуями ее щеки, лоб, влажные волосы, будто бы успокаивая ее, затем прижался к носику, а потом снова опустился на губы. Рука сжала чувствительный холмик так, что из горла Клэр вырвался на этот раз глухой, потрясенный вскрик, заглушенный его губами. Она и думать не смела, что такое возможно. Он и прежде касался ее так, в Пембертоне, когда уложил на стол, но тогда она не ощущала того буйства чувств, какие охватили ее сейчас.