Он сжал кулак, чувствуя, как в нем закипает гнев. Давление росло до тех пор, пока он не испугался, что сейчас взорвется и скажет что-то такое, что не сможет взять назад, сделает то, о чем будет вечно сожалеть.

— Черт побери! Я не могу остаться.

Он резко развернулся и направился к двери. Тонкие пальцы Анки обвились вокруг его руки. Желание вспыхнуло глубоко внутри. Ее прикосновение опалило его до глубины души.

— Отпусти.

— Пожалуйста… не уходи! Это мой худший страх, который сбылся. Вот почему я никогда не говорила тебе об этом.

Ее лицо исказилось от горя, и ее боль разрывала ему сердце. Отгородиться от нее — значит убить, но если она так мало верит в него, то что же у них есть, кроме запятнанного прошлого и будущего малыша? Он был слишком зол, чтобы говорить сейчас. Слишком ошеломлен, слишком обижен, слишком разъярен.

— Отпусти.

Она отдернула руку, отшатнувшись из-за выражения его лица. Затем ее собственный гнев, казалось, взял верх. Она сжала кулаки и вызывающе посмотрела на него:

— Ты сказал, что тебе все равно, что я баньши, и вот ты выходишь за дверь, как только я призналась.

— Мне плевать, что ты баньши. Меня волнует, что ты солгала. Меня волнует, что ты не доверяешь мне. Я ненавижу себя за то, что теперь мне приходится сомневаться, была ли наша жизнь хорошей только для меня.

Анка ахнула, ее глаза вспыхнули от ярости.

— Нет, каждый день был мечтой, ставшей явью. Я так сильно тебя любила. Я даже разбила сердце другу детства и заставила его вынести сто лет страданий, потому что мне не терпелось стать твоей парой. Каждый день я не могла дождаться, когда проснусь и увижу твою улыбку. Каждую ночь я мечтала быть ведьмой в твоих объятиях, чувствовать твое прикосновение. Я часто щипала себя, наполовину уверенная, что моя радость не может быть настоящей. Никогда не думай, что я тебя не любила! Или что я тебе не доверяю. Не смей принимать мою неуверенность и мои тщетные желания, что я могла быть идеальной для тебя, и бросать их мне в лицо!

Какая-то его часть хотела наброситься на нее и заставить понять его гнев. Другая половина… черт побери, эта первобытная часть хотела только одного — сбросить тонкий халатик с ее расшитых бисером сосков, прижать ее к стене и напомнить, кому она принадлежит.

Но даже если бы он это сделал, отсутствие доверия все равно осталось, расширяя пропасть между ними.

— Анка, если бы ты полностью доверяла мне, то не колебалась бы ни секунды и сказала мне об этом. Я бы узнал правду еще несколько десятилетий назад. Если бы ты действительно верила, что это не имеет для меня никакого значения, то никогда бы не скрыла этого от меня. — Он покачал головой, и внутри у него все оборвалось. Весь его гребаный мир снова разваливался на части. — Без доверия у нас ничего нет.