Черт возьми, он не мог смотреть на нее сейчас, цвета ее подписи искрились с его Зовом и его малышом, и любовью… только для того, чтобы обнаружить, что, возможно, он совсем ее не знает.

Он вырвал свою руку из ее хватки и отвернулся.

Анка обежала вокруг него и встала между ним и дверью с умоляющим выражением лица. Боль почти разорвала его на части.

— Я люблю тебя. Я доверяю тебе свою жизнь, свое сердце, свою защиту. Я клянусь.

Все внутри него содрогнулось. Его кулаки сжались. Его внутренности сжались, как будто его ударили ножом. Как чертовски сильно он хотел ей верить…

— Слова даются легко, Анка. Они ничего не значат.

— Я докажу. Скажи мне, как это сделать, и я сделаю. У меня больше нет секретов, мне нечего скрывать. Мне больше нечего обнажить. Я отдала тебе все, клянусь.

Но она ошибалась. Она не была нага. Она ведь не все ему отдала. Этот халат прикрывал ее. Он не был внутри нее. Но как бы сильно он ни желал ее, что докажет то, что он снова затащит ее в постель? Она будет приветствовать его. Ее острые соски доказывали это. И черт возьми, он чувствовал запах ее киски. Сочная, спелая плоть будет пухлой и нуждающейся, ожидая только его. Нельзя отрицать, как сильно он хотел ее снова. Она была зависимостью, болезнью, от которой не было лекарства.

Трахая ее сейчас, он ничего не докажет, но это заставит его чувствовать себя чертовски хорошо — пока он не вспомнит, что между ними не осталось никакого доверия.

Голос Митчелла Торпа звенел у него в голове. Те часы, когда они говорили о доверии и контроле, и о насущной необходимости для них в любом виде обмена властью. И когда в голове Лукана промелькнула мысль, он улыбнулся.

Если Анка хочет доказать свое доверие, то, видит Бог, он позволит ей попробовать.

— Сними халат, ложись на кровать и раздвинь широко ноги.

Она моргнула, глядя на него большими глазами.

— Лукан?

— Сделай это сейчас или я уйду. Твой выбор. Либо делай, как я говорю, и докажи свое доверие, либо я ухожу, и все кончено.

Все ее тело дрожало, когда она смотрела на него, изо всех сил пытаясь разгадать его мысли. А может быть, она хотела, чтобы он проявил милосердие. Но этого не должно случиться. Она нуждались в его решимости больше, чем в его сострадании.

Наконец Анка сглотнула и расстегнула шелковый халат. Тонкий черный лоскут упал на ковер. Вид ее пышного обнаженного тела, даже после того, как он провел с ней целую ночь, почти лишил его чувств. Она медленно попятилась к кровати и легла поперек нее, раскинув руки и ноги.

Он неторопливо подошел к ней, заставляя себя двигаться медленно, сдерживать гнев и тщательно обдумывать свои действия. Стоя в изножье кровати, он стоял между ее раздвинутыми ногами и смотрел на нее из-под отяжелевших век. Плотский огонь опалил его до самой сердцевины. Он потребует от нее всего. Если она отдаст это, может быть… может быть, они смогут поговорить.