Светлый фон

Гомон нарастал. Толпа, расположившаяся в конце улицы, увидела сопровождаемую стражниками повозку, в которой везли приговорённого к казни. Зрители, тесня друг друга, наступая на пятки, толкаясь и бранясь, вытянули шеи. Всем хотелось получше разглядеть человека, которого, как они считали, Судьба вознесла так высоко и который из-за собственной гордыни не сумел оценить столь щедрого дара. Послышались крики:

— Предатель!

— Изменник!

— Исполнить приговор царя!

— Смерть ему! Смерть!..

Рядом с Эришумом, который предстал перед толпой на месте казни, упал брошенный кем-то камень, за ним второй. Бывший туртан отнёсся к этому безучастно, не обращая внимания на тех, кто с радостью закидал бы его сейчас камнями. Копейщики, ощетинившись пиками, сдерживали напор толпы, рвущейся к осуждённому. Гнев, охвативший горожан, ещё когда был оглашён приговор, не только не угас, а становился сильнее при виде невозмутимого поведения «изменника».

Эришум, со связанными за спиной руками, в последний раз мрачным взглядом окинул площадь.

Любопытные лица, жадные взгляды, и в них — презрение, ненависть, страх и тоска ожидания, жажда кровавого зрелища и почти злорадное торжество: «Перед законами и богами Ашшура все равны: и голодранцы и военачальники!»

В толпе находились также женщины с непокрытой головой: чужеземки, рабыни, блудницы; но были и те, чьи лица скрывались за покрывалами.

Вот какая-то женщина, стоявшая в первом ряду, на миг откинула покрывало, и взглядом своих пронзительно-чёрных глаз впилась в лицо Эришума. Чуть подавшись вперёд, женщина, казалось, упивалась своим тайным, только ей понятным торжеством, глаза её блестели.

Как завороженный смотрел Эришум на эту женщину и не мог отвести глаз, округлившихся от изумления. Нечто неизъяснимое происходило в его душе. Другое лицо вдруг встало в его воспоминаниях при виде этой необыкновенно красивой молодой женщины. Другие глаза — огромные, чёрные, как звёздная ночь, — глаза, которые врезаются в память и которые всё ещё видишь даже через много дней после встречи, померещились ему. Он не был готов к этому, он этого не ждал. Да и может ли человек предусмотреть все случайности, с которыми его сталкивает судьба? Но была ли эта встреча случайной?

И тут Эришум всё вспомнил и — всё понял. От бессильной ярости, что тяжелее железных цепей, он зарычал, как смертельно раненый зверь. Потом рот его неожиданно искривился, точно перед взрывом безумного безудержного смеха: мысль о том, что он стал жертвой изощрённой женской мести, подобно молнии пронзила мозг Эришума.