— А если здесь есть мыши? — дрожащий голос Вари заставляет нас с Сашкой пристально всматриваться в темные углы.

Сашка начинает насвистывать мышиную тему из «Щелкунчика» — Варины глаза увеличиваются до неприличных размеров, и она становится похожей на героинь современного японского аниме, у которых глаза занимают практически всю площадь лица.

— Дом чистый и мышей здесь нет! — нарочито строго говорит Сашка.

И мы с сомнением тремя парами глаз еще раз осматриваем комнату в старом деревянном доме, в котором нас закрыл Сергей-Филипп больше часа назад. Скорее всего, больше часа, определяю я по ощущениям, потому что сумочки и телефоны у нас опять забрали.

Забрал. Мрачный и молчаливый Сергей-Филипп. Они привез нас на берег какого-то водоема: в темноте было не понятно, какого именно, не то пруд, не то озеро, не то река. Без единого слова завел в старый бревенчатый дом и закрыл в большой комнате, так и не издав ни звука. Мы, не сговариваясь, тоже молчали.

— Чёрт! — устало ругается Сашка. — Теперь мы потеряем время — и все начнут нас искать!

— Это же хорошо? — удивленно спрашивает Варя. — Или нет?

— Для Виноградова плохо, — огорченно сознаюсь я. — Он изо всех сил старается скрыть абсолютно всё: и настоящее, и прошлое. Я думала, что у него получится и что он не учел только Варьку, а его теперь подведет Сергей-Филипп.

— Девочки! — Варя осторожно двигается по периметру комнаты, слабо освещенной отсветом фонаря, подвешенного на крыльце. — Он хороший!

— Кто из них? — ехидничает Сашка. — Виноградов? Верещагин? Перевалов?

— Кто такой Перевалов? — не понимает Варя, остановившаяся перед старым платяным шкафом с зеркалом во всю дверь.

Зеркало потемнело от времени, покрылось сетью трещинок, россыпью пятен.

— Сергей-Филипп, — отзывается Сашка, вставая рядом с Варей. — Он Перевалов. Не помнишь?

— Не помню… — завороженно вглядываясь в мутную поверхность, шепчет Варька. — Про Виноградова ничего сказать не могу. Но и Верещагин, и Перевалов мне нравятся. Как мужчины.

— Осторожнее с откровениями, подруга! — смеется Сашка. — Быстров их сортировать не станет. С обоими расправится. Кто тебе разрешил симпатизировать чужим мужчинам?

— Никита сильный, — не поддерживает Сашкину шутку Варя, осторожно проводя пальчиком по зеркальной поверхности. — Такой сильный, что страдает от этой силы, жесткости, неумения расслабиться, забыть, простить. Ему кажется, что если он это сделает, то сразу же станет слабым и беспомощным.

— Согласна! — выбрасывая руку вверх в голосующем жесте, говорит Сашка. — И свою любовь к тебе, Лерка, он считает слабостью, проигрышем. Нет, не считает. Считал.