За грустными раздумьями, под мерный топот клячи и недовольное ноканье Войцеха, незаметно подкрался вечер. Решили проехать еще пару верст и, соорудив костер, расположиться на ночлег. Рассудили по-простому, что пусть по темени и не езда, но поспать на пустое брюхо особо не получится, так что остановка в большей степени предназначалась для недовольно фыркающей кобылы, чем для двоих изможденных хворью беглецов.
У костра их нашел полковой разъезд.
Четверо всадников на фоне фиолетового неба выглядели жутковато, но Войцех – доверчивая душа – вскочил и, замахав шапкой, сам позвал ехавших служивых к замаскированному по фронтовой привычке огнищу.
– Эгей! Ребяты! Давай сюда! Мальцы, мы тут!
Стас оценил, как вояки, прежде чем двинуться в сторону голоса, ловко сдернули винтовки со спин, и подъезжали, развернув коней со стороны подлеска, растворившись таким образом во тьме и став невидимками.
– Эгей, парни, с какого взвода? – весело кричал в темноту Войцех. Стас же, списав беспечность друга на последствия болезни, встал с кучи постеленного на землю сена, покачиваясь, почувствовав в очередной раз, что ноги ослабли и не держат.
– Тут сам батька Булат! Не ожидали? Командир наш!
Неожиданно прямо перед носом у припрыгивающего, радостно машущего лохмотьями бойца всплыли из воздуха черные фигуры всадников, которые молча закружились вокруг Войцеха зловещей сжимающейся спиралью. Слышен был лишь храп коней да чмяканье копыт по отсырелой земле. Войцех, явно струхнув от странного молчания, нарочито бодро проорал, чтобы показать хмурым служивым, что он свой, и пугать его – только время тратить.
– Бойцы, а ну спешились! Свои мы! Вон – батька Булат! Я с особого отряда… Как там наш полк? А, братки?
– Рожей ты не вышел, сиволапый, чтоб братом нам быть, – пробасила одна из фигур, и уже через секунду Стас вздрогнул, увидев, как Войцех бахнулся оземь разбитым от удара приклада лицом.
– Стоять! – что было сил гаркнул Стас, чувствуя, что они вляпались в непоправимое. – Доложите комиссару Руднянской! К ней люди с важными вестями!
– Где люди? – гоготнул один из кавалеристов. – Ты, что ли, люди, рожа лапотная? Шкилет, ты батьку Булата хоть издаля-то видал когда?! Га-га-гага!
Стас услышал характерный свист нагайки, попытался было увернуться, но жгучая боль уже вспышкой залила лицо. Прикрыв глаза руками, изо всех сил стараясь не упасть и не дать хмурым всадниками войти во вкус крови, Стас подергивался под резкими ударами нагаек. Он скрипел зубами, чувствуя, как по лопаткам сочится кровь из распоротой кожи, постанывал, не подавая виду, что больно, но не падал, понимая, что упасть сейчас означает смерть для него и валяющегося без чувств Войцеха.