– Жрите-грейтесь, граждане контрики, чтоб вид у всех к прибытию комиссии был бравый! И не дай Бог какая падла посмеет пожалиться нашему командарму товарищу Гвоздеву! Вон тот чурбак видите? Не пожалею, сразу по отъезду проверяющего дурную головенку и отхвачу разом с поганым языком!

* * *

(1942)

Чертовы воспоминания. Сколько их… И так мало счастливых, хороших. Станислав так и не уснул до утра. Бессознательно почесывая шрам от нагайки, протянувшийся через весь лоб, слушал, как трескаются и стонут ели от жуткого мороза, пришедшего в этом страшном сорок втором, вздрагивал, маялся. Ходил, меряя шагами землянку, ставшую родным домом, курил, скрипел зубами, пытаясь найти себе оправдание, мысленно разговаривал с братом.

«Вот как вышло, Сергей. Думаешь, не шевелится во мне ничего? Как так вышло, что ты упырем стал? Или я тоже? С какого момента? Когда твои молодчики пошли на погромы, а ты их покрывал? Или когда предал меня, отвернувшись, ради любви своей. А я ведь тоже любил Миру. Жарче ее и не было никого, пожалуй. Только одна разница между нами, брат, я б ради тебя наступил своей любви на горло, а ты… Господь тебе судья. Стал Призраком, в царство теней тебе и дорога. А что повесить тебя велел, не серчай, это я не только тебя, это я себя рядом с тобой повешу, все остатки человеческого в себе. Урок будет для всех. И для меня в первую очередь.

Не волнуйся, Сережа, матери ничего не скажу, пусть и Мишка, и Ганна думают, что сгинул ты геройски, в бою. Чего молчишь? Почему не погиб в перестрелке с моими?! Сам и виноват. Говоришь, кровь твоя будет сниться по ночам? Сам знаю. Только я и так почти не сплю. Как волк загнанный. Справа – враг, слева – враг. Прибиться не получилось ни к какому берегу. А ведь хотелось за правду, за волю народную. Вона как вышло. И те и другие иудой кличут. За спиной, конечно. В глаза батьке Булату такого никто не рискнет сказать…»