– Мы только время потеряем.

– Не будь идиотом, Камински! Мы обязаны добиться лучшего результата, и оба это знаем. Скажешь не так?

– У Шалле послезавтра презентация.

– Значит, у нас есть завтра.

– …

– Я прошу всего…

– …один шанс?

– Поступай как знаешь, – отрезал Франк. – Я приду в лабораторию к семи утра.

34

34

В этот самый момент, в гостиной дома в Нуазьеле, Лола, сидя перед бормочущим телевизором, читала и перечитывала материалы о побеге Бертрана. Выискивала упущенные детали. Фотограф освободился сам, выпрыгнув из грузовичка, у него украли все, кроме фотоаппаратов, и один из них отклонил роковую пулю. Он едва не погиб. Ему требовались покой и отдых, он оставался в Африке и пока не дал ни одного интервью. Папарацци не сделали ни одной фотографии. Ни одного слова от него. Почему?

По скайпу выступили родители, старший брат, доктор – и ничего не добавили. У Бертрана были глаза матери и цвет волос отца. В каком же он состоянии, если до сих пор не сообщают ничего определенного? – подумала она в тот самый момент, когда Клэр Шазаль произнесла его имя. Она пошла к телевизору, как будто хотела дотронуться до экрана, поставила звук на максимум и громко зашипела на Эльзу, которая веселой пчелкой кружила по комнате. На экране Дафна красовалась в кроваво-красном платье с лиловым воротничком «Клодин», ее волосы были собраны в аккуратный конский хвост. Безупречная челка, безупречная поза в безупречно-белом кресле в центре комнаты, которую Лола не узнала. Лицо Дафны было серьезным и одновременно улыбающимся. Журналистка хотела выглядеть внушающей доверие. Она рассказывала, что смогла коротко поговорить «со своим другом», и телезрители всего мира услышали «с моим возлюбленным». Дафна была рада сообщить аудитории, что Бертран Руа в самом скором времени покинет больницу. Она говорила с Бертраном. Она знает, где он.

– Чтобы вернуться во Францию? – спросила Клэр.