Его мать не откликнулась – она была в курсе: у них дома агенты КГБТ[49] обыскали все вещи сына, перебрали по листочку бумаги, просмотрели отснятый материал, короче – вывернули наизнанку всю жизнь фотографа Бертрана Руа. Флоранс это было неприятно, но сейчас она думала об одном:
– Пусть объявят, в какой больнице я нахожусь. Она могла бы позвонить. А вдруг…
– Ты еще очень слаб. Выбрось из головы посторонние мысли, думай: «Я должен поправиться!»
Он посмотрел в глаза матери.
– Мы делали все, как нам говорили. Пока ты был в реанимации, нас фактически допросили… – Она отерла щеки ладонью. – После твоего исчезновения – не помню точно в какой день – появился агент и показал список твоих последних звонков, сообщил, что немецкий номер закреплен за палатой Лолы Милан. Что со своего мобильного она звонила тебе один раз. Они выяснили, что ты летал из Парижа во Франкфурт и обратно. Объяснили, что она – твоя хорошая подруга, переживающая тяжелую беременность, и что ты бы очень не хотел, чтобы ее покой тревожили. Потом я вопросов не задавала – было не до того. Ты…
Голос Флоранс сломался. Бертран не спускал с матери глаз, но ни о чем не думал. Ему нет дела до того, что армия, спецслужбы, лично президент проводит расследование! Он –
– Прости меня, – сказала Флоранс. – Мы растерялись и не всегда принимали верные, взвешенные решения. Давились страхом потерять тебя. Встречались со множеством людей. Возможно, она не знает, что ты на свободе. Время – твой союзник, ничто не потеряно.
Бертрана лихорадило, но он смотрел не моргая. Флоранс погладила сына по щеке и подумала, стыдясь своей мысли: «Лола способна убить моего сына, нельзя так сильно любить женщину…» Минуту спустя Бертран прошептал:
– Мне нужен телефон клиники.
– Ксавье уже позвонил. Они не стали с ним разговаривать: все только по запросу и по почте. Подумай о себе. Ты должен набрать вес, подлечиться.
Бертран слушал, но не откликался. Этим утром он больше ничего не сказал, не хотел обсуждать самые важные в жизни вещи вслух, зато мог думать. Нужно связаться с