– Благодарю вас за то, что взялись меня сопровождать. Немалая услуга и мне, и моим детям.

– Ничего нет важнее, чем это. У меня ни жены, ни детей, но были бы – ни за что бы их не оставил.

– Так почему не женитесь?

– Еще не встретил той, что мне бы понравилась, – улыбается он.

Просто вежливая фраза, а в то же время звучит многозначительно. Страшно хочется спросить его, какая, как он думает, женщина ему бы подошла. Глупо быть таким привередливым. Большинство мужчин женятся либо ради жениного приданого, либо ради полезных связей. Но Уильям Стаффорд совсем не кажется глупцом.

Подошло время привала и ужина, он уже рядом с моей лошадкой, готов снять меня с седла. Принял в объятия, подержал минутку крепко-крепко, поставил на землю.

– Голова не кружится? – спросил ласково. – Целый день в седле.

Проводил меня на постоялый двор:

– Надеюсь, найдется что-нибудь на ужин. Обещали поджарить цыпленка, но, сдается мне, будет старый и тощий гусь.

Я расхохоталась:

– Все, что угодно, умираю от голода. Вы со мной отобедаете?

На мгновение показалось – он ответит согласием. Но нет, поклонился и сказал вежливо:

– Я поем с остальными.

Самолюбие мое задето – как это так, отказаться от моего приглашения.

– Как вам будет угодно.

Я холодно кивнула, вошла в комнату с низким сводчатым потолком. Согрела руки у камина, выглянула в окошко с частым свинцовым переплетом. Стоит у конюшни, наблюдает за слугами, те до ужина расседлывают коней, обтирают их потные бока. Красивый какой, подумалось мне. Жалко только, что невоспитанный.

В то лето я решила – пора в первый раз подстричь золотые кудри маленького Генриха, а Екатерине настало время сменить коротенькие рубашонки на приличествующие ее возрасту платья. Генриху тоже надлежит теперь носить камзол и обтягивающие штаны. Что до меня, я бы оставила их еще на год в детской одежде, но бабушка Болейн настаивала – они уже не младенцы. Вдруг ей придет в голову написать Анне – пожаловаться, что я не выполняю надлежащим образом своих опекунских обязанностей.

Волосы у Генриха мягче пуха. Длинные золотистые кудри рассыпаны по плечам, завиваются в колечки, обрамляют румяное личико. Какая мать удержится от слез, готовясь лишиться такого богатства? Он мой маленький мальчик, а теперь кудрявое детство и пухлые щечки остаются позади, не будет больше этих спотыкающихся толстеньких ножек, маленьких протянутых ручонок, требующих: возьми меня на руки.

Ему-то, конечно, все по нраву, ему подавай шпагу и пони. Он хочет отправиться ко французскому двору, как Джордж, и научиться сражаться. Он бредит Крестовыми походами и рыцарскими поединками, мечтает поскорее вырасти, а мне бы только подольше держать на руках моего малютку.