Как же я ждала этой минуты, сколько о ней молилась весь год! Благодарение Богу, до Кента сплетни не доходят, так что дети не знают обо всех наших семейных передрягах. Мне разрешили послать им письмо, где сообщалось, что я вышла замуж за Уильяма и ожидаю ребенка. Им сообщили, что родилась девочка, что у них теперь есть сестричка. Оба горят нетерпением увидеть меня и маленькую сестричку, а мне не терпится обнять их.

Я вижу – они на мосту, ждут нашего появления. Мы уже в парке, Екатерина толкает Генриха, оба несутся нам навстречу, девочка высоко задирает юбку, чтобы не мешала бежать, длинноногий мальчик легко ее обгоняет. Я спрыгиваю с лошади, ловлю обоих в свои объятия. Они прижимаются ко мне. Обнимают крепко-крепко, не оторвешь.

Как же оба выросли! До чего же быстро они растут в мое отсутствие. Генрих мне уже по плечо, наверное, будет высоким, крепко сложенным, как папаша. Екатерина еще год-другой – и девица, высокая, как брат, привлекательная. Болейновские темные глаза и лукавая улыбка. Отстранила дочку от себя. Поставила рядом – получше рассмотреть. Фигурка уже принимает женственные очертания, в глазах – ожидание взрослой жизни, надежда, доверие.

– Екатерина, становишься новой болейновской красавицей, – говорю я, и девочка, густо покраснев, снова прячется у меня в объятиях.

Уильям спешивается, обнимает Генриха, замирает почтительно перед Екатериной:

– Похоже, тебе уже пора целовать ручки.

Она смеется, крепко его обнимает:

– Я так рада, что вы поженились. Как прикажешь тебя теперь величать – отец?

– Да. – Голос твердый, словно дело давно решенное. – Зови отцом, а иногда можешь сэром.

Она только хихикает:

– А где девочка?

Я подошла к кормилице, ехавшей на муле, взяла у нее из рук младенца:

– Вот она. Твоя сестричка.

Екатерина берет ее на руки и тут же принимается ворковать над малышкой. Генрих склоняется над ними, откидывает покрывальце, смотрит на крохотное личико:

– Какая маленькая!

– Она быстро вырастет. Родилась и того меньше.

– А она часто плачет?

– Не слишком, – улыбаюсь я. – Не то что ты. Ты был настоящим плаксой.

– Правда? – До чего же хороша открытая мальчишеская улыбка.