Его принесли наконец. Носилки движутся медленно, словно гроб. Джордж в головах, Уильям и остальная ярко одетая турнирная компания в испуганном молчании бредут позади.

Анна со стоном оседает на пол, платье задирается. Одна из служанок подхватывает ее, мы относим ее в спальню, укладываем в постель, посылаем пажа за пряным вином, за врачом. Я расшнуровываю ее, ощупываю живот, беззвучно шепчу молитву – лишь бы это не повредило ребенку.

Появляется моя мать с вином, Анна, бледная как смерть, делает попытку сесть.

– Лежи смирно. Хочешь все испортить?

– Как Генрих?

– Очнулся, – лжет мать. – Он сильно расшибся, но сейчас все в порядке.

Краешком глаза вижу – дядя перекрестился, прошептал слова молитвы. Первый раз вижу, как этот суровый человек просит о помощи. Моя дочь Екатерина заглядывает в дверь, мать подзывает ее, вручает кубок с вином – смачивать Анне губы.

– Идем закончим письмо, – просит вполголоса дядя. – Это сейчас самое важное.

Бросаю долгий взгляд на сестру, возвращаюсь в приемную, снова берусь за перо. Мы составляем три письма – в Сити, в Северную Англию, в парламент, я подписываю все три: Анна, королева Англии. Появляется врач, парочка аптекарей. Опустив голову, в рушащемся мире, я искушаю судьбу – подписываюсь за королеву Англии.

Распахивается дверь, с ошеломленным видом входит Джордж:

– Как Анна?

– В обмороке. А король?

– Бредит. Не понимает, где он. Зовет Екатерину.

– Екатерину? – подхватывает дядюшка. – Зовет ее?

– Не знает, где он. Думает, его вышибли из седла на каком-то давнишнем поединке.

– Идите оба к нему, – велит дядя. – Заставьте его замолчать. Король не должен упоминать ее имя. Если услышат, как он зовет Екатерину на смертном одре, трон перейдет к Марии, а не к Елизавете.

Джордж кивает, ведет меня в большой зал. Короля не решились нести наверх, опасаясь споткнуться на лестнице. Он грузен да и не лежит спокойно. Носилки поставили на два сдвинутых стола, король мечется, ворочается с боку на бок, непрерывно двигается. Мы минуем кружок испуганных придворных, подходим к королю. Голубые глаза останавливаются на мне, он меня узнал.

– Мария, я упал. – Голос жалобный, как у ребенка.

– Бедняжка. – Я придвигаюсь ближе, беру его руку, прижимаю к груди. – Где болит?

– Везде. – Он снова закрывает глаза.