– Дрянное, – сказал он, смакуя вкус и равнодушно глядя на Москву. Кажется, его, объездившего полмира, ничего уже и не впечатляло, и все столицы казались одинаковыми. А вот все концерты, какими бы похожими ни были сэт-листы, – разными.

– Зачем тогда его пить? – промурлыкала блондинка.

– Пью все, что горит, – сказал музыкант задумчиво и поболтал вино. – Я сегодня устал, – сказал лениво Гектор, который с друзьями всю ночь зависал сначала в дорогом баре, а затем – в элитном мужском клубе, где ни один из представителей сильного пола не оставался без женского внимания. – Ты чудесная самочка. Сделай все сама и можешь быть свободна.

– Что? – сощурилась Журавль, которую просто накрыла волна ярости.

Самочка?! Она тут что, девочка по вызову?!

Да ему не жить. И Нинка сжала руку, лежащую на колене, в кулак.

Гектор, кажется, уловил ее состояние, и ему оно понравилось.

– Горячо, – сказал он, не сводя взгляда с девушки. – Помочь? – Он вдруг встал и с бокалом вина подошел к Ниночке, которая такому нестабильному поведению музыканта могла только удивляться.

Длинноволосый склонился к ней, одну руку уперев в стол, второй продолжая держать бокал, и грубовато, без намека на самую дешевую нежность, коснулся своими губами ее губ – небрежный поцелуй был похож на великое одолжение. И никакого удовольствия от него Ниночка не получила.

Есть поцелуи нежные – от них захватывает дыхание.

Есть поцелуи властные – от них подгибаются ноги.

А есть поцелуи равнодушные – от них только на губах влажно.

И этот поцелуй был именно таким. Никаким.

Хотя все же насмешливость в нем чувствовалась.

А еще – унижение.

Этого Нинка перенести не могла.

Гектор ухватил зубами ее нижнюю губу, что оказалось не совсем уж и приятно, и наклонил свой бокал.

Вино весело полилось на белое, как снег, платье.

На груди Ниночки расцвела безобразная роза.

А отстранившийся Гектор впервые улыбнулся.