– Взрыв? – Она ждала. Ее разум все еще был затуманен. – Может быть.

– Снаряд попал в наш поезд, – мягко объяснила Колетт. – Погибли люди. А те, кто выжил – получили травмы.

Хейзел всмотрелась в лицо Колетт.

– С тобой все в порядке.

Колетт сглотнула. «Она не помнит, что сделала». Девушка открыла рот, чтобы все рассказать, но остановилась. Я сказала ей не делать этого.

– Ты же знаешь, – весело сказала Колетт, хотя эти слова убивали ее изнутри. – Мне всегда везет.

– Еще бы, – Хейзел ухмыльнулась. – Из-за чего я пострадала?

– Разбитое стекло, – сказала Колетт. – Оно было похоже на шрапнель. Твое тело было покрыто порезами, и они сильно кровоточили. – Она прижала руку Хейзел к губам. – Мы думали, что потеряли тебя.

Хейзел пошевелила пальцами. Они были на месте.

Она пошевелила пальцами ног. С ними все было в порядке. Вдруг она заметила под одеялом бугорки на том месте, где должны были быть ее ноги.

– Мы потеряли какие-то мои части?

Колетт хотела засмеяться, но не смогла. Юмора Хейзел они точно не потеряли.

– Тебе сделали операцию, – сказала Колетт, – чтобы вытащить стекло и остановить кровотечение. Врачи сказали, это чудо, что ты выжила.

Хейзел пыталась переварить всю эту информацию. Что она знала? Что она помнила? Что-то о пианино. Что-то о концертном зале. Чье-то присутствие. Не страшное, но и не очень приятное. За ней просто наблюдали.

И в это время она чуть не умерла. Она лежала на операционном столе. Незнакомые люди осмотрели ее внутренности. Она вздрогнула.

– Колетт, – сказала Хейзел, – мои родители знают?

Колетт кивнула.

– Потребовалось время, чтобы их найти. Они приедут через несколько часов.

Хейзел жестом попросила еще воды, и ее подруга помогла ей. Затем Колетт осторожно поднесла к губам девушки ложку с протертым яблоком. Хейзел закрыла глаза. Она никак не могла справиться с ощущениями пищи и воды во рту, словно они были для нее в новинку.

– Колетт?