Но она оставалась самой собой.

– Меня выгоняют из госпиталя, – сказала она. – Наверное, потому, что я не платила аренду.

– Мне бы хотелось, чтобы ты осталась, – сказал Джеймс, – но я рад, что ты будешь в безопасности, далеко отсюда.

Хейзел закатила глаза.

– Сейчас тихо, – сказала она. – В газетах пишут, что союзники оттеснили немцев к линии Гинденбурга.

– Все меняется, – сказал он. – Я думаю, война закончится к этому Рождеству.

Хейзел закрыла глаза.

– Это было бы просто замечательно.

Она повернулась и посмотрела на Джеймса. Ее сердце, разбитое сердце переполняли чувства.

Он был так добр, и с тех пор, как она пришла в себя в этой больничной палате, они играли в шараду, притворяясь, что ничего не изменилось. Это было милосердно с его стороны. Но притворство не могло продолжаться долго.

Когда она только очнулась, то не испытывала ничего, кроме благодарности. Любая жизнь, даже искалеченная, казалась подарком. Ее шрамы, спрятанные за повязками, не пугали ее.

Но с каждым днем радость иссякала все больше, оставляя на своем месте неуверенность.

Наконец она приняла решение. Настало время возвращаться домой. Война еще не закончилась, и любое расставание могло оказаться последним. Некоторые вещи умирают, даже когда все выживают. Ей нужно было многое сказать Джеймсу, пока она еще могла.

– Спасибо, – сказала она. – Что спас мне жизнь. И оставался рядом со мной все это время.

Он улыбнулся.

– Тебе не нужно меня благодарить.

– Ты был моим самым дорогим другом, – сказала она. – Твоя доброта так много значила для меня.

Глаза Джеймса широко распахнулись.

– Хейзел, – быстро сказал он. – Что ты говоришь?

Ее сердце упало. Она боялась этого момента. Как ей подобрать правильные слова?