«Дорогая Матти», – написала она. Но как она объяснит свое решение Алисе? Разве сможет она сказать Алисе, что, стремясь спасти себя, она пожертвовала рекламной кампанией с ее участием?

Дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась Лотти, держа в руках большой конверт.

– Я слишком взволнована, чтобы постучать, – сообщила подруга. – Не понимаю, как ему это удалось. Но он прислал нам все «контрольки» фотосессии.

– Уже? – спросила Лео.

Лотти протянула ей конверт.

Лео подошла к лайтбоксу – устройству с подсветкой, раскрыла конверт, положила на него первый лист «контролек» и принялась придирчиво рассматривать его в лупу. На снимке Алиса парила в воздухе на фоне Бруклинского моста, и ее поддерживал возлюбленный.

Лео шагнула назад.

– Посмотри сама.

Лотти заглянула в увеличительное стекло и негромко ахнула:

– Потрясающе.

– Так и есть.

Лео поменялась местами с Лотти и передвинула лупу, всматриваясь в каждый снимок на листе, и поняла, что Алиса заслуживает того, чтобы увидеть себя такой, какая она есть на самом деле. Настоящей красавицей. Здесь не может быть компромиссов. И Матти должна знать, кем стала ее дочь. Великолепной балериной.

Лео выпрямилась.

– Мы будем использовать их везде, где только можно, – сказала она. – Отправь их «Джей-Ви-Ти» и скажи, чтобы они занялись ими в первую очередь. Я хочу, чтобы уже через неделю на Таймс-сквер стоял бигборд, а рекламные объявления появились к концу месяца во всех журналах.

Через десять минут по ее просьбе в кабинете Лео собрались все сотрудники.

– Быть может, до вас уже дошли слухи о том, что кто-то пытается завладеть нашей компанией, – сказала она, заметив тревогу на лицах большинства своих подчиненных, включая Лотти и Джиа. – Двадцать один год назад я стояла в задней комнате аптеки в небольшой английской деревушке и смешивала тушь для ресниц из мыльных хлопьев и сажи. Я мечтала о том, что когда-нибудь у меня появится свой магазин, пусть и маленький, но сильнее всего я мечтала о том дне, когда никто не посмеет обвинить женщину в аморальности только потому, что она накрасила губы помадой, когда никто не посмеет уволить женщину только за то, что она воспользовалась румянами, когда тушь для бровей и ресниц перестанут продавать тайком, по почте. Я мечтала о том времени, когда женщины смогут открыто пользоваться косметикой, если им того хочется, и никто не заклеймит их как гулящих или безнравственных. С помощью двух моих подруг, – она улыбнулась Лотти и Джиа, – и Ричиеров, и всех вас, – она развела руки в стороны, словно собираясь обнять столпившихся перед ней людей, – эта мечта стала реальностью. И я не позволю, чтобы кто-нибудь украл ее.