Прежде чем мы вышли из кухни, Эдмон положил руки мне на плечи.

– В тебе столько нерастраченной любви, что хватило бы на тысячу сердец. Когда разбивается одно сердце, может пролиться тысяча слез, но никогда не плачь от стыда. – Он потрепал меня по щеке мясистой ладонью. – На любовном фронте даже потери случаются не просто так.

Я улыбнулась и кивнула, но в душе не согласилась с Эдмоном. Потеря любви – это все равно потеря. Разрыв с Марком научил меня лишь одному: я слишком доверчива и все равно продолжаю надеяться. Надеяться на любовь, даже если она причиняет боль. Эдмон мог бы сказать, что в этом моя сила. Но, сидя на перевернутой корзине из-под муки, с залитым слезами лицом и ноющим от боли сердцем, я чувствовала себя потерянной.

* * *

Эдмон уехал домой в три часа, оставив Фила и меня заканчивать рабочий день, с тем чтобы закрыться в пять часов. Без пятнадцати пять дверь открылась и вошел Уэстон.

У меня учащенно забилось сердце. Невозможно было не заметить, как возмужал Уэстон после тренировочного лагеря. Он и прежде был физически крепким, но сейчас, одетый в черные джинсы, черную рубашку и черную куртку, он выглядел совершенно иначе. В нем появилось что-то кошачье – грация и сила, а также новая, опасная красота.

– Привет, – сказал он.

Как обычно на его лице не отражалось никаких эмоций, брови чуть-чуть нахмурены. Внезапно меня это взбесило. Я злилась из-за непредсказуемого молчания Коннора. Злилась из-за всех этих глупых войн, идущих в мире. Злилась на фермы, дела которых идут из рук вон плохо, на которых у фермеров случаются сердечные приступы. Злилась из-за своих бесконечных слез. И меня злило, что Уэстон такой красивый, что я смущаюсь, глядя на него; хотелось дать ему пощечину или поцеловать, чтобы стереть это каменное выражение с его лица…

– Привет, – ответила я, отгоняя от себя последнюю мысль. – Хочешь чего-нибудь?

– Я хотел поговорить. Если ты свободна.

– Я свободна, мы уже закрываемся. Кофе?

– Не сегодня.

Он прошел к своему обычному столику в углу. Я последовала за ним, на ходу развязывая фартук. Уэстон подождал, пока я сяду, потом тоже опустился на стул и сложил руки на столе, переплетя длинные пальцы. Я попыталась представить, как эти руки держат оружие. Вот Уэстон тщательно прицеливается в другого человека. В душе вновь всколыхнулись грусть и страх, к которым примешивалась злость на Коннора и Уэстона. Как они могли подвергнуть себя такой опасности?

– Хотел тебя увидеть, – тихо проговорил Уэстон. – Поговорить с тобой. Мы давно не разговаривали.

– Ты, должно быть, очень занят сборами.