– Только не удерживай меня на этот раз. – Она поцеловала его в шею, сухожилия напряглись и подергивались под ее губами. – Я хочу касаться всего тебя, Дориан. Ты мне это позволишь?
Блэквелл оставался молчаливым и неподвижным, не произносил никаких обещаний, но и не пытался остановить Фару, когда она ловко расстегнула его жилет. Его глаза горели синим пламенем и сверкали, как вулканический камень.
Неистовое желание увидеть человека под черным одеянием охватило Фару. В нем было так много тайн. Так же много, сколько она уже раскрыла.
И теперь настало время раскрыть загадку Черного Сердца из Бен-Мора. Она было потянулась к пуговицам его рубашки, но он ловко перехватил ее запястья.
– Нет, – выдохнул Дориан. – Я не могу это допустить. Ты не захочешь увидеть.
– Дорогой муж! – Фара медленно проползла на коленях до самого края кровати, и он, не отпуская ее, позволил ей дотянуться до его лица. – Ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься.
Блэквелл покачал головой.
– Моя кожа… Он не похожа на твою. Ее вид… оттолкнет тебя…
Фара вспомнила странные неровности под его рубашкой, которые нащупала в тот день в саду.
Она закрыла глаза, чтобы не видеть этого.
– У тебя такие же руки, Дуган Маккензи, – прошептала она. – Я всегда любила твои руки, покрытые шрамами, какими бы израненными они ни были. Я скучаю по твоим прикосновениям уже семнадцать лет. – Вырвав у мужа свои руки, Фара разжала его ладонь, чтобы прижаться губами к шрамам его детских ран. – Доверяешь мне? – прошептала она, уткнувшись лицом в шрамы, которые лечила еще ребенком.
Фара потянулась к его рубашке, и он безучастно позволил ей это, сжав руку, как будто хотел удержать ее поцелуй в своей ладони. Сердце Фары все быстрее билось с каждой расстегнутой пуговицей, но она позволила его груди оставаться в тени до тех пор, пока не расстегнула последнюю, над заправленной в брюки частью рубашки.
Наконец Фара осторожно сняла рубашку и жилет с его могучих плеч и спустила их вниз по выпуклостям рук.
Не многочисленные порезы и шрамы на его груди вызвали у нее вскрик, хотя она чувствовала боль от каждого из них. От несравненной красоты его телосложения у нее перехватило дыхание. Тело Дориана было создано каким-то древним богом войны. Ни одна греческая скульптура не могла сравниться с ним, ни один художник не мог воссоздать гладкую, хищную мужественность, прорезавшую сложный ландшафт его торса.
– Ты прекрасен! – восхитилась она.
Его голова дернулась в сторону, как будто она его ударила.
– Не будь жестокой, – сказал он ледяным тоном.
Ее руки дрожали, когда она потянулась к Дориану, но не от страха, а от нетерпения. Фара впервые по-настоящему прикоснулась к мужу, прижав ладонь к твердой выпуклости его груди прямо над сердцем.