В его голосе звучала злость, выражение лица Грея тоже изменилось.
– Этот чертов ублюдок знал, что мальчики в таком возрасте всегда хотят есть, так что лишение меня еды было его самым любимым методом. Он был
– О, Грей! – Ее сердце разрывалось от боли, от жалости к ребенку, который был вынужден так бороться, участвуя в сражении, которое начал не он. – И сколько времени это продолжалось?
– Три года, пока я не отправился в Итонский колледж. Не каждый день, но дядя Юстас регулярно возвращался к этим документам. Слава богу, у моего биологического отца хватило ума указать в завещании, куда я должен ехать учиться в тринадцать лет. – Беатрис выругалась себе под нос. – Но до тех пор… Временами дядя Юстас был очень мил со мной, как я предполагаю, чтобы усыпить мою бдительность, а потом придумывал новый метод, чтобы заставить меня согласиться на его требования.
– Но это же ужасно! – воскликнула Беатрис. Она с трудом могла представить юного Грея, который лишился замечательного детства и был вынужден столкнуться с такой жестокостью. – Почему ты никому ничего не сказал? Ни к кому не обратился за помощью?
– Как? К кому я мог обратиться? – Грей печально улыбнулся. – Дядя Юстас полностью контролировал все, что происходило в доме. Он читал каждое написанное мною письмо перед тем, как его отправлять – или не отправлять. Я никого не знал в Англии, и никакого другого опекуна у меня не было. Моему безрассудному и глупому отцу не пришло в голову назначить группу доверенных лиц, как следовало бы сделать, поскольку он предполагал, что моя мать всегда будет жить в Англии и присматривать за мной. Но, с другой стороны, как я понимаю, он не собирался умирать в сорок с небольшим лет от лихорадки, пока я все еще был младенцем.
Грей взял ее ладонь и заставил Беатрис взять себя под руку.
– Знаешь, в чем тут ирония судьбы? Я выяснил всего несколько часов назад, что имущество, за которое боролся мой дядя, вероятно, было тем самым имуществом, которое я бы потерял, если бы моя мать не стала выполнять волю отца и оставила меня у себя. Сопротивляясь дяде Юстасу, я сделал так, что жертва мамы оказалась не напрасной. Значит, оно того стоило.
– Но насколько я понимаю, для тебя цена оказалась слишком высокой. Стоили ли эти объекты твоих мучений?
Беатрис почувствовала, как напряглась рука Грея. Очевидно, этот рассказ о его истинных чувствах трудно ему дался. Ему же пришлось обнажить перед ней свою душу. А он, вероятно, этого не делал никогда и ни перед кем. Грей казался ей очень закрытым человеком.