Я сказал, что у меня и впрямь есть кое-что новенькое, заранее предупредив, что вещица весьма ценная.

– Вам, Морган, я предоставлю возможность приоритетного приобретения. В любом случае вы должны ее увидеть, даже если не захотите покупать. Обещаю, вы не разочаруетесь. Это очень важный предмет для истории керамики. Надеюсь, вы у нас заночуете. Карин будет счастлива снова увидеться с вами.

– Взаимно, Алан, взаимно. Как поживает ваша красавица? Освоилась в Англии?

– Да, у нас все замечательно, Морган. Она будет рада узнать, что вы звонили. Сообщите нам, как приедете.

– Надо же, звонил из самой Филадельфии, – восхищенно протянула Дейрдра, когда я положил трубку. – Вот что мне нравится в этой работе, Мистралан! Иногда чувствуешь себя такой важной, прям не верится. А мистер Стайнберг такой обходительный… – И, помолчав, добавила: – И не прижимистый, легко расстается с деньгами.

Я думал о нем то же самое. Но захочет ли он расстаться с кругленькой суммой в сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов?

К обеду Карин немного успокоилась и, как обычно, незадолго до закрытия магазина уехала домой на автобусе. Я решил вечером во что бы то ни стало поднять ей настроение. Когда я вернулся с работы, Карин принимала ванну, поэтому я взял садовые ножницы, вышел в сад и срезал огромный букет всевозможных цветов, украшением которого стал высокий стебель пурпурного гладиолуса, усеянный двадцатью бутонами. Мне было жалко его срезать, но оно того стоило. С охапкой в руках – «короткие и длинные, с жучками и былинками», как любил говорить отец, – я поднялся в спальню и вручил цветы Карин (она не боялась насекомых), которая сидела на краю ванны, источая аромат вербены. Она попросила меня постричь ей ногти на ногах и, налив в ванну немного холодной воды, один за другим стала укладывать туда цветы, требуя, чтобы я называл каждый цветок по-английски.

– Ты еще поработаешь в саду? – спросила она, выходя в спальню.

– Да, наверное.

– Lass mich helfen[117]. Посади меня в садовую тачку и вкати в куст остролиста, как Петра Великого.

– Да уж, хороша помощница! Только куст остролиста уже занят сверчками. А Петр Великий был чудовищем.

– А может, я тоже чудовище? Р-р-р-р-р-р! Гав-гав! – Она бросилась на меня и повалила на кровать.

– Нет-нет, Карин, не начинай! Прекрати, я сказал! Не сейчас. Пойдем в сад, если хочешь. Только надень свою рубашку, как у Энни Оукли.

– Ладно, минут через двадцать. Ах, какие очаровательные цветы, Алан! Спасибо! Уложи их на меня, пожалуйста! Особенно вон тот, длинный, пурпурный… как он называется? А, гладиолус. А что это значит?