Тони перешел к переменной коллекте дня:

– Господи, Ты, что приготовил любящим Тебя блага, непостижимые разуму человеков, наполни наши сердца любовью к Тебе…

Мое сердце переполнено любовью, подумал я, слушая слова апостола Павла, и мысленно перепоясал чресла, чтобы почерпнуть хоть какую-то пользу из послания. Павел – суровый наставник.

Что и подтвердил следующий пассаж:

– Итак, мы погреблись с Ним крещением в смерть… зная то, что ветхий наш человек распят с Ним, чтобы упразднено было тело греховное… Ибо что Он умер, то умер однажды для греха… Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога…

Нет, безусловно, святой Павел молодец, но мне бы лучше что-нибудь из Евангелия.

Мы поднялись с колен, а Тони приблизился к святому столу и, воззвав «Слава Тебе, Всевышний Боже!», как раз и перешел к чтению из Евангелия. Я с усилием сосредоточился.

– Вы слышали, что сказано древним: не убивай, кто же убьет, подлежит суду… Мирись с соперником твоим скорее, пока ты еще на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье… истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта…

Повернувшись лицом к востоку, мы начали произносить «Символ веры», и тут я заметил, что Карин стоит молча и потупившись, не отрывая глаз от пола. Лица ее я не видел, но чувствовал, что ей не по себе. Когда начался сбор пожертвований, я шепнул:

– Любимая, все в порядке?

Она судорожно сжала мне руку и, закусив губу, кивнула.

– Правда? – не отставал я. – Что с тобой?

Она помотала головой. Коробка для пожертвований прошла по рядам, мы снова преклонили колена, а Карин вдруг прошептала:

– Не важно, где я. От этого мне не уйти.

Пожалуй, нам лучше выйти на свежий воздух, подумал я. Какая жалость, что она такая впечатлительная. Разумеется, катарсис прекрасен, но сейчас нам это ни к чему.

Я склонился к ней:

– Карин, пойдем отсюда.

Она снова помотала головой.

– Что ж, как хочешь. Я ухожу.

Я попытался встать с колен, но она удержала меня за рукав и шепотом произнесла: