– Мне не страшно! Не страшно.

– Конечно не страшно, любимая, – заверил ее я, хотя сам уже испугался.

Тем временем Тони возносил ходатайственную молитву за Церковь Христову, земную и воинствующую:

– Даруй Твоей вселенской Церкви и всем ее служителям право правящих слово Твоей истины и наказание всякого зла и прегрешения, дабы блюсти чистоту Твоей истинной веры…

Я шепнул Карин на ухо:

– Не знаю, что с тобой случилось, но мы можем прийти в другой раз. Тони не обидится.

Она, будто не слыша, смотрела перед собой.

– …И смиренно покаемся пред Всемогущим Господом, преклонив колена, – провозгласил Тони.

Оставив всякие попытки следить за ходом службы, я полностью сосредоточился на Карин. Она смотрела в молитвенник, раскрытый на установленной молитве общего покаяния.

– …Вызывающие на нас Твои справедливые гнев и негодование…

Она тихонько всхлипнула и на миг закрыла лицо руками, но потом, с неимоверным усилием сдержавшись, снова перевела взгляд на страницу.

– …Мы печалимся, воспоминая о них, и не можем понести их невыносимое бремя. Помилуй нас, помилуй нас, милосерднейший Отче…

По щекам Карин струились слезы.

Я готов был попросить служителя помочь мне вывести Карин из церкви, но остался на коленях, потому что Тони произнес утешительные слова и перешел к заключительному таинству евхаристии:

– …Сие творите, когда только будете пить, в Мое воспоминание.

Чтобы показать общине, что наступило время подходить за причастием, Тони обычно возглашал, призывно раскинув руки: «Идите, ибо уже все готово».

Как только он это произнес, Карин быстро, охваченная нервным возбуждением, пошла к алтарю. Она оказалась там первой и встала на колени у правой оконечности алтарной ограды, а я опустился на колени слева от нее.

Внезапно меня осенило. Какой же я дурак, что сразу не сообразил. Хотя, конечно же, оправдать это можно лишь тем, что прежде я об этом не задумывался. Ее чрезмерная эмоциональность объяснялась беременностью. Разумеется, это не могло не беспокоить, но, во всяком случае, в этом и таилась причина ее странного поведения.

– Тебя тошнит? – прошептал я, но она не ответила.

К нам приблизился Тони с патеной: