Мой отец был в зале, смотрел.

Я прерывисто вздохнула. Глазами умоляла о прощении, произнеся простую ложь, которая навсегда разделила нас.

– Дома, мой господин.

Глаза Айзека снова вспыхнули. Его пальцы разжались на моих руках, но не отпустили. Он повернулся лицом к аудитории. Софиты на сцене не дали бы ему разглядеть в толпе моего отца, но я знала, что обращался он к нему.

– Пусть двери закроются перед ним, – прошептал он, – чтобы он изображал дурака только в своем доме.

Айзек отпустил меня, и я упала на колени. Я должна была произнести строчку, но она затерялась, пока я пыталась дышать между душащими меня всхлипами. Айзек отвернулся, покончив со мной. Покончив с нами.

Потом он резко развернулся, дрожа. Он больше не мог сдерживать боль. Он дал волю словам, выплюнув их подобно пощечине.

– Если вы выйдете замуж, в качестве вашего приданого я дам это проклятие. Пусть вы будете целомудренны, как лед, чисты, как снег, вы не избежите клеветы.

Его срывающийся голос стал громче, а слезы наполнили глаза.

– Или если решите выйти замуж, выходите за глупца, поскольку мудрые люди слишком хорошо знают, – он ткнул пальцем в свое сердце, – что за монстров вы делаете из них!

Тяжело дыша, он стоял надо мной, пока я всхлипывала на полу. Собрав свою боль, призвав ее обратно и закрыв внутри. Он проговорил последнюю строку голосом, лишенным эмоций. Боли. Тоном, обещающим, что он станет молчать с этих пор.

– Прощайте.

Акт III

Акт III