– Тебе страшно? – спросила я.
– Да.
– Хорошо, – я кивнула. – Пойдем.
Как только мы добрались до машины и Брукс помог маме сесть на пассажирское сиденье, она сделала глубокий вдох.
– Спасибо тебе, Брукс, – сказала мама, слегка улыбнувшись ему.
– Не за что. – Брукс улыбнулся и взял маму за руку. – У вас сегодня все хорошо, миссис Райли?
Она дважды сжала его руку.
Тихий, но значимый ответ.
Когда мы подъехали к дому, где жил папа, я взяла маркерную доску и начала писать. Брукс припарковал машину, и я выскочила из нее с доской в руке. Мама вышла следом.
– Постой, Мэгги. Что мне ему сказать? – ее трясло от нервов и страха. Она боялась, что мужчина, которого она любит, разлюбил ее. – Я не знаю, что делать.
Я протянула ей доску. Она прочла то, что на ней было написано, и успокоилась. Ее накрыла волна умиротворения. Она коротко вздохнула и с облегчением выдохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Ладно.
Она поднялась на крыльцо, набрала номер папиной квартиры и стала ждать, когда он спустится. Я забралась на пассажирское сиденье и захлопнула дверь. Брукс подался вперед, чтобы лучше видеть. Когда папа открыл дверь, я увидела ее: любовь, которой не нужны инструкции.
Он поднял очки на лоб и не произнес ни слова. И мама тоже. А потом она перевернула табличку, папа увидел, что на ней написано, и его глаза наполнились слезами. Он прижал кулак ко рту, и у него из глаз полились слезы. Он крепко обнял маму. Доска упала на землю, они обняли друг друга, прижимаясь друг к другу все крепче и крепче. Их тела слились воедино. А потом они поцеловались. Их поцелуй был беспорядочным и смешным, и грустным, и правильным. Таким правильным.
И если поцелуем можно было склеить разбитое сердце, я верила, что мои родители снова полюбят друг друга.
– Ух ты, – прошептал Брукс.