Мама открыла дверь.

«Заходи, я постелю тебе в гостевой комнате. Можешь утром поехать с Мирандой на завтрак».

Билли полез в карман и достал оттуда пару изумрудных сережек. Мама почувствовала, как что-то сжалось в груди, когда она поняла, что это за сережки. Капельки в обрамлении золота в четырнадцать карат. Совершенно неуместно для двенадцатилетнего подростка.

«Как думаешь, ей понравится?»

«Ты ведь не серьезно».

«Я хочу подарить их ей».

«Билли, это неподходящий подарок для ребенка».

Ее сердце забилось быстрее. На глазах проступили слезы. Она смахнула первую слезинку, покатившуюся по щеке.

«Но это серьги Эвелин».

«Я знаю, чьи они».

Мама гуляла с Эвелин, когда они нашли эти сережки в антикварной лавке в Беверли-Хиллз. Они бродили по бульвару Робертсон, и внезапно Эвелин остановилась, увидев их на витрине. Она побледнела, рассматривая украшение сквозь стекло, и сказала, что это серьги ее матери.

«Заходи, Билли. – Мама жестом пригласила его в дом. – Обсудим это утром».

«Не поступай так. Ты вечно так делаешь».

«Как делаю?»

«Относишься ко мне как к ребенку».

«Я не отношусь к тебе как ребенку. Я отношусь к тебе как к пьяному мужчине средних лет, который ждет, что его пожалеют, потому что он забыл о дне рождении своей племянницы».

Они замолчали. Билли стеклянными глазами уставился куда-то за мамину спину. Мама обернулась и увидела меня наверху лестницы.

«Миранда, иди спать».

Я застыла на месте, и она добавила:

«Сейчас же».